Олег Дербенёв Служил на Камчатке с 86 по 88-й в пограничных войсках. Мальчишкой увидел волшебный край и влюбился. Ведь это горные водопады, озёра, леса, долины – дух захватывало. Вместе с ним армейскую службу прошла фронтовая ложка деда-татарина.
Застава находилась вдалеке от населённых пунктов, до ближайшего нужно было лететь на вертолёте более 40 минут. Там на побережье океана неспешно текла совершенно не такая, к какой он привык в Хакасии, жизнь.
Сегодня признаётся: армия - это его яркие, любимые, самые приятные воспоминания. А есть одно такое, что мужики, когда Олег начинает рассказывать, то понимающе поддакивают, то загибаются от хохота.
Как родная меня мать провожа-а-ла
- Всей роднёй, с кучей друзей, соорудили «проводины» - честь по чести, всё как положено. А в назначенный час завели нас, бритых пацанов, в военкомат. Всех посчитали, переписали, построили, дали возможность родственникам на нас наглядеться, кому было надо или положено – наплакаться. Как без этого?
В самый последний момент, когда после построения нужно было сесть в автобус, дядька Шайхула протянул мне… ложку. Сказал: «Служи с ней честно!».
Я брыкнулся было: «Зачем мне эта ложка в армии? Там же всё есть!»
Он ответил, как отчеканил, что с этой ложкой дед воевал и вернулся домой с уважением да почётом. И живой!
Куда деваться? Взял… и тут же потихоньку отдал её маме. В голове в те минуты было что угодно, но только не мысли о ложке. Был уверен, что необходимый за обедом инструмент остался дома.
Ё-моё!
Нас повезли на поезде в Красноярск, оттуда на самолёте – в Петропавловск-Камчатский. Там рано утром высадили, построили и первым делом принялись проверять вещи – вдруг кто-то исхитрился провезти алкоголь или ещё какую запрещёнку.
Вытряхнули и мой рюкзак. Я стою спокойный, чего волноваться? Гляжу, - там эта ложка. Думаю, ё-моё! А мы все, новобранцы, в этот момент стояли раздетые перед баней. Рядом был большой пень, на котором рубились все шмотки, которых на службе быть не должно. Я метнулся без разрешения, схватил эту ложку и встал в строй. Слова дядьки-то в голове застряли! Теперь я никак не мог позволить, чтобы её выкинули в мусорку, душа да совесть не позволяли. Пока колёса поезда стучали, пока самолёт ревел, унося нас к месту службы, на ум приходило, что мальцом играл с медалями русского деда, а у деда по татарской линии, оказывается, свой раритет «завалялся» - та самая ложка. Жалко, что они родным практически ничего о войне не рассказывали (я пытал их об этом, бесполезно), и теперь понимаю, почему. Там грязь, вши, боль, страх больше тебя самого. Наверное, всё это хотели скорее забыть и просто жить, дышать, радоваться, что дети подрастают.
Я тогда, в воздухе, что-то так расчувствовался, что пришлось отворачиваться к холодному иллюминатору. Вспомнил, как в школе рассказывали, мол, все народы в войну, плечо к плечу…
…Так вот ко мне, голому как сокол перед банными процедурами, подходит старшина. Я ростом не маленький, а он большой-большой мужик (в самом деле необыкновенно огромный, в глаза ему было трудно посмотреть, потому что они большие и расположены далеко друг от друга). Глянул он на меня сверху, процедил: «Ты чё, самый голодный?». Да как треснет кулаком в ухо.
Я отлетел довольно прилично, в голове мелькнуло: «Вот так да! Первые минуты в армии, а уже, блин, по соплям получил».
Когда поднялся, говорю: мол, так и так, ложка дядькой дана. Деды с ней служили-воевали, выкинуть не могу.
Тогда он отвечает: «А раз так, не дай Бог ты эту ложку потеряешь, совсем плохо будет, пацан!»
С этой минуты ложка дальше, чем на 20 сантиметров от меня, никуда не перемещалась. Все учения, зарядки, спортивные соревнования, утренние проверки, - проходили с ней, родимой, железной, блестящей.
Где-где, в штанах-галифе!
Парни пряжки чистят, воротнички пришивают, а я и то, и другое, плюс за ложкой ухаживаю, чтоб блестела, как новая. Самый большой наш человек за этим следил лично, да и другие тоже. Чуть что – предъяви им ложку, да чтоб как зеркало была начищена.
В отряде история разлетелась, ко мне подходил начальник особого отдела, расспрашивал, что и как.
Когда проходили мимо офицеры, я отдавал им честь и вытаскивал ложку из кармана – такой был приказ. Мол, беречь вещь так беречь.
Мне это, понятное дело, изрядно трепало нервы, и я в один момент решил от причины своих бед избавиться.
У солдат тогда были штаны-галифе, в карманы руку можно было затолкать по локоть, и карман был не пришитый, в свободном плавании. А ложка тяжёлая, изрядный вес имела. Когда бежал на зарядке, она меня со всех сторон похлопывала. Иногда так сильно от неё прилетало, да в такое место, что слёзы из глаз. Вот я и психанул. На пробежке размахнулся – и со свистом её в кусты.
Вскоре выяснилось, что ложка пропала. По распоряжению начальника, всей учебной заставой мы отправились цепочкой и её искать. Пока это происходило, сослуживцы шипели: «Давай, ищи её, иначе тебе кранты!».
Меня спрашивают сейчас – это армейские над тобой издевались, или они прониклись значимостью простого предмета? Так скажу: прониклись под занавес службы. А до этого, ну хоть ты сам неси уже на пень фамильную вещицу.
Ложку в кустах нашли. Вернули в необъятный карман… и зашили. Кто-то это сделал, пока я спал. Утром взял штаны, а карман с ложкой зашит – чтоб не терял, значит, впредь, и чтоб никому не надо было её искать.
На тумбочке, возле кровати
Три месяца учебки истекли, мы сдали спортивные нормативы. Перед тем, как нас всех распределить по заставам, построили, поздравили. Были произнесены и такие слова: «Среди нас есть внук ветерана войны, который свято бережёт традиции семьи, это Олег Дербенёв!»
Все тогда – «О-о-о, да, да!» И улыбки до ушей.
А пока этого момента не произошло, всё было совсем по-другому. Сколько раз я её чистил тряпочкой, добивался блеска, как хранил пуще глаза… И дядьку вспоминал капец каким словом.
…Нас распределили по территории заставы, и я попал служить вместе с нашим огромным старшиной. Здесь было легче, ложка хранилась возле кровати на тумбочке, уже не надо было с ней носиться. Эту вещь никто не имел права трогать – все были посвящены в историю, да и я повзрослел, закалился в «ложковых» боях.
Когда вернулся с армии домой, ложку вернул дядьке, сильно-сильно «благодарил», но уже с улыбкой. Он меня похвалил: «А ты молодец!»
Послесловие
Как-то пошёл в Черногорске на авторынок – руки в карманах, жвачка во рту, - жизнь удалась! Чувствую, кто-то меня сзади берёт, переворачивает вниз головой и встряхивает: «Дербенёв, это ты?».
Помню, ответить-то не могу: жвачка прилипла к нёбу, вокруг всё кружится. А когда Гулливер поставил меня на землю, смотрю, так это ж старшина, такой же здоровый да могучий. Разговорились, обнялись. Оказалось, сейчас он живёт в Шушенском, рядом. Обменялись контактами, встречаемся, частенько вместе проводим День пограничника, а то и просто так созваниваемся.
-Эх, – вздохнул ненадолго вернувшийся в юность Олег… И вывел формулу пользы от армии.
Это как точка опоры на всю жизнь, как место проверки на вшивость, как дни, перемалывающие мальчишек в мужиков. А ещё - место, где обретают настоящих друзей. Иные из них, да, могут запросто перевернуть всё с ног на голову, но ты знаешь, что они, если что, рядом. Они есть, железные, крепкие, как та ложка, дедом завещанная.
Фото из армейского альбома Олега ДЕРБЕНЁВА
Текст ранее публиковался в газете "Черногорский рабочий".
Тэги
