Встретиться со старокалмыцким искусством не так-то просто. То, что было сотворено с семнадцатого и до начала двадцатого века, за несколько десятилетий гонений на степной народ было либо уничтожено, либо переписано на другие этносы. Во множестве музеев страны сегодня лишь догадываются, что какие-то из экспонатов, записанные монгольскими, бурятскими, алтайскими, на самом деле, спасенные от уничтожения таким вот братским переименованием, калмыцкие произведения искусства или предметы обихода. Весомый пласт материального культурного наследия калмыкам сложно восстановить. А вот народный дух в искусстве, как выясняется, возрождается самым естественным образом. Три современных калмыцких художника — убедительный тому пример.
Мобильный арт
Народный художник Калмыкии Александр Поваев пишет свои картины по канонам старинной центральноазиатской иконописи, на тонком холсте.
- Традиционно калмыцкие мастера-танкописцы брали ситец, бязь и грунтовали клеем и мелом, – поясняет Александр Михайлович. - То есть грунтовка практически европейская, а вот ткань тонкая.
Между прочим, слово "танка" буквально и трактуют, как "рисунок на ткани, который может быть свернут и взят с собой". И вместо традиционного для картин жёсткого обрамления – у танки "рамка" из ткани. Живописное полотно одевают в паспарту из шелка или парчи, внизу и наверху в специальные отверстия вдевают круглые деревянные палочки — отвесы.
- Мне коллеги-художники даже завидуют. Говорят, тебе хорошо! Работы свернул в рулон — и вези, куда хочешь, - улыбается калмыцкий живописец. - Форма свитка очень удобный вариант для кочевой жизни, которую вёл мой народ.
На полотнах Поваева распускаются священные лотосы, парят бабочки, огненными искрами несутся табуны и в вечном поиске друг друга встречаются мужчина и женщина - инь и янь, ночь и день, земля и небо.
И, не смотря на то, что по уверениям художника, он берет в расчёт лишь внешнюю сторону танки, элементы канонических буддийских сюжетов яркой нитью пронизывают живописные свитки.
- Мандала Авалокитешвары — классический сюжет, - соглашается художник. - Можно ли это назвать молитвой изображенной на холсте? Наверное. Мандала – это вселенная. Но всему приходит конец. И вот этот момент разрушения мандалы я изобразил. Персонажи танки строго занимают свои места по четырем сторонам света, но кто-то уже начал своё место терять. Разрушение – это естественный процесс: всё когда-то начинается и когда-то должно закончится для того, чтобы было продолжение жизни.
Степной акцент
Изделия из резной кости, казалось бы, для обитателей степных просторов -
вещь отнюдь не традиционная. Но скульптурки Виктора Дорджиева вырезаны в чисто калмыцкой манере.
- Нас в советское время направляли получать образование для развития и поднятия народных промыслов. Резчики по дереву у нас были, ювелиры – были, а костью никто не занимался, - вспоминает Виктор Исаевич. - И я целенаправленно поехал учиться в Абрамцевское художественное училище на отделение резьбы по кости.
Сейчас у него "шахматный" период. Дорджиев с упоением творит мир ферзей и пешек, согласуясь с вековыми традициями любимой калмыками игры. В национальном варианте привычные европейскому пониманию шахматные фигуры преображаются. Вместо короля - хан - владыка сидящий в величественной позе. Ферзь - в калмыцком варианте берсн - военачальник в боевых доспехах. Фигура слона заменена верблюдом и называется "темян". Ладья — телегой или подводой, которая использовалась ойратами-калмыками как основной вид транспорта. Часто изображают ее в виде быка — тяглового животного. Пешки — многочисленные фигуры на шахматной доске — ассоциируясь с самым массовым скотом в хозяйстве калмыков, предстают в виде овец, и называются "кевюн". Единственная фигура, оставшаяся без изменения и по названию и по форме — конь. По части любви к лошадям наследники кочевых кровей многим народам дадут фору.
Кстати, ваза "белый тюльпан" - дипломная работа будущего мастера - по сей день выставляется в абрамцевском музее. А вот в степи, уверяет Виктор Исаевич, белые и чёрные тюльпаны с каждым годом встречаются всё реже.
- Теперь по весне степь всё больше озарена красным, - делится наблюдением калмыцкий косторез.
Хранитель Тайны
Евгений Гашинский по линии отца имеет польские корни. Родился на Кубани. Вспоминая детство, описывает пышный сад, сияющие белым цветом яблони, груши, пчёл с пасеки, что была поблизости от дома Гашинских, и жеребят с соседней конюшни.
- Я долго не понимал, как от такой красоты можно уехать, - воспоминает Евгений Константинович. - Отчётливо помню унылую тускло-желтую дорогу в степи, по которой мы добирались на новое место жительства в Калмыкию – на родину мамы.
Художником он ощутил себя очень рано. Как-то отец принес маленькую блеклую открыточку с изображением кувшина и карандаш – один на двоих Жене с братом. Предложил перерисовать открытку. И пообещал за лучший рисунок этот самый карандаш подарить и альбом в придачу.
- Я тогда выиграл, - улыбается седовласый мастер. - Папа сказал, что я - художник. С тех пор везде и всегда я стал царапать карандашом.
Потом во взрослой уже жизни он будет терпеливо подбираться к "своему"
материалу. Поначалу Гашинский искал объём в чеканке. А потом подступился к коже. Его тиснённые кожаные панно со степными богатырями и красавицами с восточными чертами лиц хранятся в национальном республиканском музее. Конёк автора — бортха — традиционная кожаная фляга с тиснёным узором. О древнем калмыцком способе обработки у костра Гашинскому рассказал поэт Константин Эрендженов. Но спросите Евгения Константиновича о знакомых ему тайнах традиции, он отделается лишь общими фразами:
- Мягкая кожа выделывается кислым молоком. А для выделки грубой есть специальное растение – кермек – его корни содержат дубильные вещества. Но – технология это же не интересно для художника. Куда важнее почувствовать материал, - хитро улыбается мастер и великодушно позволяет насладиться... созерцанием готового творения его рук.
Тэги
