Журналисты из Москвы, Воронежа, Ставрополя, Абакана, Ижевска и Томска познакомились с укладом Архангельской глубинки. Для "НацАкцента" свои впечатления описала томичка Юлия Корнева.
д. Орлово, Устьянский район.
— Верховажские девчонки говорят на букву ТЕ…мамотька, подай чулотьки в уголотьке на пече…..
В деревню Орлов мы приехали во время детского фольклорного фестиваля «Золотые россыпи Устьи». И сразу захотелось поменять джинсы на сарафаны и с гармонистом пройтись по улице. Есть в этом какой-то зов предков, который и в 21 веке тянет послушать бабушкины песни и посожалеть, если не удалось их записать и сохранить.
Александре Васильевне Кокориной 90 лет. По состоянию здоровья поет она уже редко. Но может выдать частушку в любой момент, когда «само в памяти всплывает и на язык попросится». В 2014 году у бабушки вышел собственный диск. Записывали прямо у нее дома, от этого старинные песни звучат еще более аутентично.
— Теляток кормила, поросят кормила, потом боронить поставили. Лошадку дали, плуг. А я сама-то еще эвонькая, маленькая. Бабки говорят, сядь, отдохни и сами песни поют, ох, хорошие старинные песни.
Семеро детей, раннее вдовство, тяжелый труд. И не давала пасть духом только песня. Вот и сейчас, выходя проводить нас, Александра Васильевна притоптывает не совсем послушными ногами, напевая частушки.
— Сядь, сядь, посиди да старенький знакоменький, провожать-то не ходи, меня проводит новенький... А проводил меня до дому, не сумел поцеловать, постучала мамка в рамку: доченька, не баловать…
Не как в Томске: В Архангельской области до сих пор очень распространено ткачество. Старинные ткацкие станки не просто музейные экспонаты, на них ткут половики, полотенца и сумочки. И нитку «пропёхивают», а не пропихивают.
«А разве не так говорят?» — озадачивается местная ткачиха на мое удивление. Мы-то в Сибири считаем, что говорим на чистом русском языке.
д. Хорошево, Вельский район
В Хорошево расположено самое северное хозяйство по разведению племенных орловских рысаков. Но нас сюда привел в первую очередь не этот факт, а возможность прокатиться на русской тройке. А пока ее запрягают, гуляем по конюшне, кормим лошадей морковкой и удивляемся их кличкам. Актриса, Заступница, Аспирантка…
— Названия придумывают зоотехники и согласовывают их с Москвой, чтобы не было повторений, это же племенные лошади. Первая буква от мамы и буква от папы чтобы в серединке была. Здесь в основном орловцы, ну и парочка русских.
Елена Поздеева коневодом работает уже 30 лет. Пережила с предприятием худшие времена: перестройку, развал, бартер вместо зарплаты. Сейчас все более-менее наладилось. В 2015 году предприятие получило лицензию на разведение орловского рысака. В хозяйстве 120 лошадей. Хотя прибыльным это дело так и не стало.
— Зарабатывать на лошадях очень сложно, — рассказывает управляющий Хорошевским коневодческим комплексом Андрей Перетягин, он же управляет тройкой лошадей, на которой мы сейчас и поедем. — Если бы не агрофирма «Вельское», которая производит 51 тонну молока в сутки и содержит нас на своих плечах, мы бы не выжили. Ни племенная продажа, ни призовые, ни продажа навоза — ничто не окупает содержание конюшен.
— Поехали! Живем мы в Вельске в купеческом доме, катаемся на тройке. Одного не хватает — к цыганам! — пытаемся войти в образ, наматывая круги по ипподрому.
Асфальт лошадям противопоказан. Тем более, что в грядущие выходные эту тройку повезут в Москву выступать на первом этапе чемпионата России.
п. Судрома, Вельский район
Не как в Томске: в украшении домов на русском севере основной акцент сделан не на резьбе по дереву, а на росписи. И основной мотив — это лев и единорог. Неожиданно.
Писатель и историк, как он сам представляется, Андрей Кадыкчанский с женой год назад переехали в Судрому из Москвы, чтобы восстановить и спасти от разрушения один старый дом.
— Дом не является памятником даже регионального значения. Хотя это последний в Судроме образец мещанского городского строительства. Мы взяли кредит и выкупили первый этаж. А жили этот год в мезонине, хозяйка которого любезно нас туда пустила.
Жена Андрея снимает нас на видеокамеру, вторая рука в гипсе. Недавно упала, перескакивая с лаги на лагу.
— А куда вы выкладываете видео?
— У нас на ютюбе есть свой канал, где мы публикуем хронику восстановления этого дома. Называется Инрогъ. До начала 19 века слово единорог не употребляли. Традиционная поморская и поважская домовая роспись содержит льва и инрога, которые сегодня плавно переместились на герб Великобритании, — безапелляционно заявляет Андрей.
На гербе Великобритании, утвержденном в 1837 году, действительно изображены лев и единорог, как и на северных росписях. Но чтобы было раньше в этом культурном обмене — утверждать не решимся.
д. Пежма, Вельский район
Не как в Томске: Как думаете что такое губница и губник? Пежемский диалект содержит много непривычных слов. Так вот, это суп из грибов и грибной пирог.
Изучаем словарь диалектных слов и собираемся отведать необычную для нас окрошку с сухими грибами в местном музее «Скалинка». Скалина — по-пежемски это береста.
Среди местных блюд пробуем и дежонь — блюдо из толокна и простокваши. Толокно или толкан по-тюркски — толченные злаки. Предварительно высушенные и иногда слегка обжаренные. В Архангельской области принято толочь овес. А вот тюркские народы чаще толкут пшеницу или рожь.
д. Кимжа, Мезенский район
Кимжа — самая красивая деревня России. Ну, во всяком случае одна из. В 2017 году вошла в соответствующую ассоциацию. И теперь информация об этом красуется на въезде в деревню.
Спрашиваем, что дает населенным пунктам вхождение в эту ассоциацию.
— Козыряем и больше ничего, денег это не приносит, — в Кимже нас встречает директор культурно-музейного центра Евдокия Репицкая. — А что может дать ассоциация, если в нее входят такие члены как мы. Беднота. Которые ждут, что им помогут. Нас немного: всего 37 членов и 23 на подходе.
— А число туристов после этого не увеличилось?
— Вот это есть, летом так почти каждый день туристы приезжают. Билет у нас со всеми экскурсиями, а у нас несколько музеев, стоит 600 рублей плюс обед 400. То есть тысяча рублей. 
— Наша визитная карточка — столбовые мельницы. Мельницы эти исконно стоят на своих исторических местах. Одна из двух сохранившихся принадлежала Петру Ивановичу Дерягину. Он на ней работал даже когда она была конфискована в колхоз, до конца 50-ых годов. Потом сеять жито для скота не стали и мельницы оказались не нужны. В 2007 году к нам приехали ученые из Голландии. Они ее осмотрели и были очень удивлены, что, простояв 50 лет, мельница подлежит восстановлению. Потихонечку мы ее восстановили и праздник первого помола провели, а потом решили и вторую мельницу восстановить.
— А в Голландии такие же мельницы?
— Нет. У них шатровки, а у нас столбовка. Почему столбовка, потому что в самом центре мельницы врыт столб — мертвяк, крылья крутятся и амбар вокруг столба ветром раскручивается. В старину в Кимже десять таких мельниц работало.
Еще в Кимже есть деревянный храм 18 века, единственный, что сохранился в районе в советские времена. И из необычного — музей крестов. Крестов в Кимже было много. Обережные, обетные, могильные. Видим один крест в ограде дома рядом с теплицей. Спрашиваем у хозяйки дома, зачем поставлен. Ее деды купили дом, когда крест уже стоял, говорили, что рядом с ним кто-то похоронен. Из истории Кимжи известно, что до 1951 года в деревне не было кладбища, а умерших хоронили по их завету, то есть где попросят. Многие хотели быть похороненными рядом с домом.
Не как в Томске: В Томской области много паромных переправ, но чтобы перевозили машины и коммерческие грузы бесплатно, как через Мезень, такого нет.
Паромщик Сергей Саватаев, проживающий в городе Мезень, рассказывает, что на переправе работают два парома с шести утра до девяти вечера. Денег не берут, оплачивает все бюджет. Вообще-то по закону так и должно быть, ибо власть обязана обеспечить транспортную доступность в населенные пункты. Хотя дальше за Мезенью тупик. Весной и осенью бывает так, что паром не ходит и ледовой переправы нет. Распутица может длиться месяц полтора. Тогда только вертолет или самолет. Билет из Архангельска стоит недорого — три с половиной тысячи рублей.
— Работа на пароме тяжелая, но другой нет, мы за нее держимся. Рыбу нам ловить не дают, хотя мы поморы. Вы журналисты скажите там власти, чтоб разрешили нам опять рыбный промысел. А то ловят, штрафуют, все отнимают.
По мере приближения к Белому морю мы все чаще стали слышать от людей об этой проблеме. Вот и «последний помор» в Мезени Александр Игнатьевич Коткин
не выходил на своем карбасе в море уже шесть лет.
г. Мезень
— Остался один мой карбас, а остальные все сгнили, — рассказывает Александр Коткин. — Народ жил от промысла, а сейчас нас сделали зависимыми от всего. Раньше у нас кроме хлеба, все свое было. А теперь я уже лет шесть-семь не рыбачил. Как начались жесткие запреты. Потому что риск огромен, что все потеряешь, судно заберут, снасти, рыбу отберут. Было у меня уже такое, судился с пограничниками. У нас сейчас больше половины района, мезенцев, моря-то не видели.
— А вы на сколько дней уходили в море?
— В зависимости от улова. На две-три недели, а то и четыре. У нас это так и называлось отхожий промысел. Летом в Мезени было бабье царство. Все мужчины были на промысле.
Ловили камбалу, продавали населению. У нас так принято было. Кто может, ходит в море и кормит народ. Рыба была основной едой.
Не как в Томске: местную камбалу называют ёрш! У нас в Сибири ёрш совсем другая рыба.
Карбас Александра Коткина стоит на улице прямо у дома. Уже три года он не спускал его на воду. Скоро карбас заберут в Архангельск в музей.
д. Лампожня, Мезенский район
— Здравствуйте. Всех за раз не увезу. По трое. Ножки вот так об борт отряхиваем.
В деревню Лампожня мы переправляемся на небольшой моторной лодке. В определенные часы паромщик бесплатно перевозит всех нуждающихся. Он здесь один. Лампожня находится не просто на другом берегу, а на острове. Переправляемся быстро, дальше по накатанной дороге полтора километра до деревни пешком. Моста здесь никогда не было. Одна из причин — приливы воды на реке, которые иной раз доходят чуть ли не до деревни. Сказывается близость моря.
— Народу тут мало. Со всеми приезжающими около 60. А зимой 45 человек, — нас встречает местный житель Любовь Тараканова. — Деревня разбита на околотки. Так вот в одном из них — в Болгарии или еще его называют Шипистник — сейчас один человек живет, дорогу к нему не чистят, так он на лыжах ходит в наш единственный магазин. Все остальное — больница, аптека — в Мезени. Раньше автобус ходил. Теперь нам нужно переправиться на другой берег и вызвать такси за 550 рублей. Вот так и живем.
Сама Любовь Тараканова из Лампожни планирует уезжать.
— Я стояла в очереди 28 лет на сертификат по получению жилья. Есть такая программа по переселению. Год назад его получила. Квартиру мы уже купили, но радости нет. Жалко покидать родные места.
Не как в Томске: когда у меня спрашивают о самом сильном впечатлении от Архангельской области, я отвечаю — это огромные по сибирским меркам частные дома. Вот в таком, например, по нашим меркам, должно было бы жить семей восемь. А тут живет одна единственная женщина.
Хозяйка дома Анна Лебедева смеется: «Переезжайте. Тут таких пустых домов много. Хорошо иметь домик в деревне, а еще лучше, когда есть 18 квадратов в городе». А на вопрос о том не хотела бы переехать сама: «Мы привыкли к благодатной тишине, тут зимой воздуха больше, чем людей».
— А самому старому дому сколько лет? — интересуемся у Любови Таракановой.
— Чуть больше ста. Хотя самой деревне больше четырехсот. Но у нас в 1928 году был большой пожар и почти все сгорело. Потому и церкви-то все сгорели и отток населения пошел именно после пожара. Вот мы сейчас в музей придем, это родовой дом Владимира Семеновича Кузина, он как раз после пожара построен.
Владимир Кузин местная знаменитость. В 1954 году он стал первым советским чемпионом мира по лыжным гонкам, а в 1956 году выиграл Олимпийские игры. «А вы откуда родом-то?» — Любовь Тараканова удивляется, что мы об этом не знали.
Ну а мы удивляемся, что в Лампожне продают мясо медведя по 300 рублей за килограмм и хлеб за 86... И пополняем свой словарный запас. Например, выучили слово кибас. Это поморское грузило для сети. Раньше, когда для жителей Лампожни рыбный промысел был основным, их называли кибасники.
Негласные прозвища были у всех окрестных деревень. Так, жителей деревни Бычье называли комариками, а жителей Заозерья — кислые камбалы, по особому рецепту засолки камбалы.
Кибасники, комарики, кислые камбалы — назовешься и все знают из какой деревни ты родом.
Этноэкспедиция Гильдии межэтнической журналистики в Архангельскую область прошла при поддержке Фонда Президентских грантов.
Текст и фото Юлии Корневой.
