«Моя национальность». Взгляд из Петербурга

Я русский молдаванин

Молдаване – как глубина, не поддающаяся измерению. И я говорю это без особой гордости и вовсе не бью себя в грудь. Мы работаем на стройке и в магазинах в России, ухаживаем за стариками в Израиле и Италии, делаем дела с соседней Румынией, отдыхаем, пьем и бедствуем у себя в Молдове и обманываем друг друга где бы мы не находились. Очень неоднозначно, но грустно в любом случае. 
Вообще, разбираться в особенностях национальности – дело не из простых, ведь была такая штука как СССР. К сожаленью или к счастью?... Но, так уж вышло, что те республики сегодня живут на две семьи – национальную и русскую. Отсюда и вполне очевидные последствия. Old school или русскоязычное население и ребята, настроенные на объединение с румынами, Евросоюз в догонку, и получается вся эта давкая каша никак не может по-человечески довариться, а мне приходиться ее есть с комочками и без сахара. 
Молдаванин я или русский? Скажем так, я русский молдаванин. Это как контрафакт Jack Daniels – бутылка с этикеткой та же, но вкус таки отдает космическим молдавским портвейном. 
В моей семье говорят и матерятся по-русски, но частенько и на румынском. Все мои знают государственный язык – румынский, но не настолько литературный, как в книжках. Для меня он почти второй родной, хотя не разговаривал на нем до 15 лет… выучил, но забывается… В нашей «русской» семье я смотрел молдавские новости и реже российские – не тянуло совсем (хотя кто бы мог подумать!) Поэтому и собирался покорять Румынию. Я как самый прохаванный, очень сомневался куда идти, потому что билингв и мог выбирать. 
На самом деле, все это до одури обидно. Я как, бедолага, который пытается попасть в последний вагон отходящей электрички – не знаю куда себя деть, чтобы успеть. Обрусевший молдаванин едва ли захочет возвращаться в Молдову после питерского шика, а как же дом?... Но, опять –таки, все это попадает по категорию возможностей и денег, а сам факт вот он – так чувствуют себя многие, кто из «маленькой Швейцарии». У каждого своя история экспата. 
Так вот. Пока я тут думаю, что к чему, может быть реальность она другая, на поверхности? Люди как люди везде. Да. 
Россия – та же Молдова, только большая. Это своя наука, лженаука… Мы – останки Союза, который нас с вами всех роднит. Большинство друг друга понимают, даже молча, стереотипами. Мы щедрая душа и все такое, мы все едим оливье на Новый Год и по страшному «наступаем на пробку». Пока гром не грянет – мы не перекрестимся, и этот «авось» доходит до национальной трагедии идиотизма и разрухи, мы все смотрим Иронию судьбы, мы наивные, ждем чуда, у нас одинаковые понты, соцсети, каналы, кумиры (Путин). В общем что есть, то есть. Объяснить сложно – но чувствуешь мозгом костей. Вообще, разбираться в особенностях национальности – дело не из простых. 

Вадим Шестопалов

Ну и что?

Стыдиться своей национальности - это глупо. Вы не находите? С точки зрения толерантности - это такая мелочь. Казалось бы, какая, в сущности, разница, грузин ты, армянин, русский... Разница ведь всего лишь в менталитете, культуре. Кому-то это может показаться очень-очень важным. А с другой стороны... Базовые ценности у всех одни - даже на уровне заповедей - "не убий", не укради". Я, например, русская. Ну и что? Так было бы написано в паспорте. Сейчас, вроде, не пишут. Я знаю историю своей страны, настолько, насколько вообще можно предположить, что история действительно существует и что она не выдумка авторов учебников. Я знаю традиции и обычаи, настолько, насколько они сохранились ещё в современной России. Знаете, недавно была в Великом Новгороде и осознала что там, где мы с вами живём - это вообще не Россия. И мы, существуя в мегаполисах, не знаем, что такое Россия. А как можно считать себя какой-то национальностью, если не осознаешь, что живёшь не в настоящей стране, которую считаешь своей, а в каком-то симулякре? Я, например, русская. Я знаю про пресловутую "русскую душу", в которой каждая русская бабушка в каждом русском вагоне метро считает должным как следует покопаться, потому что бабушка тоже русская. Это вообще очень по-русски - давать советы каждому встречному. Я русская - и знаю про патриотизм, такой, знаете, чтобы обязательно "ура!" Я русская. Считаю, что патриотизм существует только на войне и в стихах. Все остальное - пропаганда с примесью национализма. Я русская. У меня есть друг-хакас, подруга-украинка с легким налетом Белоруссии, брат-частично татарин. И я не вижу между нами разницы. Знаете, как на войне было - русский, татарин... Это же было неважно. Главное - не мешать друг другу и уважать чужие традиции. Тогда даже на войне будет мир. Наверное, я до сих пор живу по законам войны. Я русская. Знаю, что в моей стране много проблем, которые тянутся примерно со времён появления славян. Я не верю в свою страну и люблю отдельные её фрагменты - поле в городе Зеленодольске, Тихий океан на Камчатке, разливы Волги под тем железнодорожным мостом, собор Св. Георгия в Новгороде. Ещё люблю сбитень - самый русский напиток, как по мне. Я не верю в свою страну - считаю, что в гордости за былые победы жить нельзя. Жить можно в стране. А страны моей уже давно нет. Да, я русская. Ну и что?

Анна Самонова

Игра вслепую

…Родившись в Республике Бурятия, вы с детства учитесь забывать о своей национальности. Слово «бурят» почти всегда воспринимается как оскорбление. Заявить, что ты русский – обеспечить себе проблемы. Использовать атрибуты страны можно только по особым праздникам. Достойная уважения трепетность к семейным узам превратила кровное родство бурят в средство достижения всех поставленных целей и желаемых мест, будь то стул в университете или кресло в местной администрации. Однажды проходя мимо сбившихся в ржавую кучу гаражей, я увидел белую свастику с надписью: «Бурятия для бурят». На следующий день свастика была закрашена черным лозунгом «Россия для русских». Так и жили.

Но внезапно моим лучшим другом стал бурят. Женя помог мне увидеть суть: плохими бывают отдельные люди, а не целые нации. Мои друзья из Америки доказали, что нам многому стоит у них поучиться. Украинцы показали, что такое гостеприимство. А товарищ-немец научил меня быть верным своему слову.

…Два ночи. Шагая по пустынной дороге Петергофа с моей девушкой, держу руку с вытянутым большим пальцем. Третья по счету машина останавливается, но мой облегченный вздох застревает в горле при виде чернобровых бородатых мужчин. «Да не бойся ты за нее, у нас тоже девушка есть!» Женщина на заднем сиденье чуть укрепила мою веру в удачу, и мы решаемся ехать. Пока выпивший шофер лихо входил в повороты, рядом сидящий извинялся за нецензурную речь при дамах, а потом поведал: «Если на Кавказе не остановишься подобрать людей, значит, ты (вольный перевод) очень плохой человек!»
«Здесь остановите, пожалуйста!» Открывается дверца, мы выходим, благодарим, а мужчина кричит вдогонку: «Запомни, что бывают и хорошие кавказцы!»

Бывают и плохие русские. Достаточно вспомнить 90-е. Но, несмотря на всю нашу кровавую историю, я горжусь тем, что я русский. Геополитика меняется слишком часто, чтобы от нее зависел патриотизм. А вот мощный пласт культуры, насыщенное крутыми поворотами прошлое и совершенно особенный менталитет дает мне привилегию быть русским. Не плохим, не хорошим. Не злым, не добрым. Улыбающимся близким. Уважающим авторитеты. Страшным в своей спонтанности. Не лучше, чем кавказец или бурят. Но особенным.

Парадокс в том, что ярлыки ограничивают взгляд самого носителя, а не предметы ненависти и презрения. Они явно упрощают жизнь, не позволяя думать своей головой. Но стоит ли игра свеч?

Александр Брезгин

Безликий

 
— Ти будеш з нами дружить? 
— Я так с вами дружу. 
— Ти шо, по-українськи не розумієш? Ты играть с нами будешь? 
Еще в детстве пришло осознание того, что люди делятся по национальностям. В Донецке, где я прожила часть своего детства, периодически встречались люди, говорившие абсолютно на непонятном языке. Вроде слова те же, а произносятся иначе и значение их меняется. А дома все говорят по-русски. Если я начинала «шокать», мама тут же поправляла: ты не хохлушка, не «шо», а «что». Никто из членов семьи никогда не разговаривал со мной по-украински, и все как-то специфически относились к «хохлам». В «средней» Украине уже остро чувствовалось разделение на русских и украинцев. Менталитет отличался. Попадая в такую среду, чувствуешь себя неуютно: понимаешь через слово. 
Чуть позже понимаешь: отношение к русским и украинцам здесь разное. Если прийти в магазин и что-то попросить на русском, то цена будет выше, нежели покупатель произнесет простые фразу «а мне вон того полкило» с характерным «г» и «шо». 
— Позор – в Украине живешь, а язык не знаешь! Сразу видно: с Донбасса. –кинула мне какая-то бабка на улице, когда я пыталась разузнать дорогу. 
Через какое-то время семья переехала на родину мамы – в Петербург. Только потом я поняла, что «донбассовцы», «дончане» — это как особая национальность. Ты вроде не русский, однако все вокруг говорят на русском, но и в концепцию свободолюбивых украинцев тоже не вписываешься. Люди на Донбассе кажутся более сдержанными, толерантными. В то же время, дончане менее консервативны. Для них приемлем европейский уклад жизни, они внутренне стремились к нему больше, чем к российскому. Украинцы чтут традиции, трепетно относятся к религии. Дончане – нет. 
Я не ощущаю себя украинкой или донбассовцем. Ощущаю себя русской. Этим нельзя гордиться или стыдиться. Просто есть разные национальности с разными традициями, вытекающими из истории народа. Традиции можно почитать, относиться к ним с неуважением, с равнодушием – это уже дело каждого лично. Главное – чтобы твои традиции никому не мешали, не затрагивали чьих-то интересов. 
Возможно, культура русских поблекла, выцвела. Она не ярко выражена. В России огромное количество национальностей, и когда дело касается именно не русских, то это сразу выделяется ярким пятном на фоне общей массы. И дело не в численности русских. Дело в постепенно обезличивании нации. Возможно, это пережиток СССР. Но почему другие народы так стремятся само идентифицироваться? Чего не хватает русским для возрождения своих традиций? 
Ответ на этот вопрос, увы, я не знаю. Мне стыдно не за принадлежность к национальности, а за свой народ, его отношение к жизни и традициям. Сейчас почти каждый русский может сказать: «Я плохо знаю традиции своего народа. Я — русский, я — безликий».

Иоанна Чернова

Какие в этой стране дети

«Человек живет на планете, а не в государстве» – эти слова Виктора Цоя известны немногим. Его творчество шагало впереди автора «по городам и весям», и к национальной гордости музыканта азиатской внешности любовно причисляли миллионы жителей России. Слава на всю страну, гастроли, фанатки – это все много позже школьных лет, проведенных под эгидой белой вороны. Дети жестоки, они еще не обросли слоем моральных устоев и приличий, и грань между собой и «другим», да еще и из элитной сталинской высотки, проводили достаточно четко. Нередко – кулаками.
Мне повезло больше, чем Цою. В ряды «приемлемо славянской» внешности я хитро затесалась с самого рождения – спасибо комбинации генов – так что запоминающегося детства могло и не быть, если бы я коротко ограничивалась «записали русской» на неудобные вопросы. Я не скрывала свой дикий микс предков и с новым переездом из города в город припоминала каждому интересующемуся маму украинку, русского отца, деда поляка, бабушку татарку. И вершину топ-листа славных кровей – еще одного деда из коряков, которых на весь мир тысяч восемь. Гордилась этой разношерстной компанией я недолго.
«Понимаешь, у меня – род. Купеческое дело, шелк. Из варяг в греки да Чайный путь. А у тебя чего предки делали? – снисходительные хлопки по моему плечу: – на Севере с бубном?» Велика детская изобретательность, но на этапе придумывания мне обидного прозвища неизменные проблемы: «хохлушка» без творческого полета мысли и затерта, «пшечка» нравится мне звучанием и этим тут же перестает интересовать остальных, татарка я на одну далекую какую-то (дроби тогда мы знаем еще нетвердо), а слово «коряк» на письме дается немногим. Одним словом, я дальновидно уродилась ни рыба, ни мясо, чем крайне раздражала окружающих.
Это потом мы прошли двухсотлетнее татаро-монгольское иго, когда учительница на пальцах объяснила, почему Русью в России даже не пахнет и исконно русские давно почили. До той поры меня, как самого настоящего английского лорда, каждый день встречал длинный список национальностей, помноженный на фантазию тех, кто называли себя русскими – и не дай бог кому вспомнить, что девичья фамилия бабушки когда-то заканчивалась на «ко»!
Детство – глупая пора, безголовая. Не надо мной одной насмешничали и не только из-за межнациональной любви предков. Мы всеми моими классами вдруг выросли, перестали при виде друг друга полировать тему «Россия ли лезла в земли инородцев или инородцы лезут в Москву». Зовем в гости, вспоминаем прошлое, ведем преувеличенно взрослые разговоры о будущем. И девчонка, которая «купеческое дело, шелк», с безнадежной улыбкой все чаще повторяет мантру, что притаилась в каждом городе страны: «Пора валить». «А как же род, Чайный путь, – удивляюсь я. – Что детям своим рассказывать будешь?». «Ой, – махает она рукой, – да какие в этой стране дети».

Виталина Фомичева

О мифах, которые мы выбираем

Должен предупредить будущего читателя: мне плевать на национальность. Она находится вне моих ценностей, за пределом какой-либо иерархии, является ничтожным поводом для гордости и надутой причиной для стыда. (К этой мысли должен прийти каждый человек: стоит только отбросить массивный идеологический груз и немного подумать головой). 
Вопрос национальности (как и истории) очень тесно связан с политикой; если история – это второе имя политики, то национальность – это своего рода ее главный буравчик, поршень, делающий из пустоты национальную идею, цементирующая основа любой идеологии. (Внимательный читатель заметил рифму двух последних определений). Короче говоря, разговор о национальности обречен на переход к обсуждению политической повестки дня – поэтому зачастую благородная попытка разобраться в проблеме Холокоста, всех русско-чеченских войн и каждой из них в отдельности, или в чем-то типа «национального самосознания» оборачивается нагромождением мифов (чем, собственно, и занимается политика). 
Это политическая мифология, детка. Будьте осторожны. Высокое напряжение.
Миф призван объяснить мир, точнее, выявить те причины, по которым все случилось так, а не иначе (шире – лучше, а не хуже). В лучшем случае он может рассказать о появление народа как такового – зачастую это происходит самым прекрасным из всех наиболее прекраснейших способов с отсылкой к великому прошлому. В худшем – миф говорит, почему мы лучше других. Это почти то же самое, что и повествование о нашем происхождении, только куда откровеннее (а значит, с этим куда сложнее спорить) и без дискуссионного замеса с массой точек зрения (а о проблеме происхождении любого народа можно спорить до бесконечности). 
Вопрос о национальности давно имело бы смысл убрать из сферы высокой мифологии и понять, что это не более чем стечение обстоятельств. Если поднимается вопрос «Почему я русский?», имеет смысл переформулировать его: почему я вообще родился?
Нельзя гордиться тем, что ты родился здесь, а не там, по той же самой причине, по которой мы не гордимся тем, что перешли улицу на пешеходном переходе, когда светофор засветился изумрудным. То, что я родился в России – случайность: в этой лотерее мне выпал такой билет и ничего с этим нельзя сделать. Поэтому всякий раз, когда заходит речь о патентованных патриотах, мне становится как-то неловко. 
Мне нравится, что у меня два глаза, но по-настоящему я горжусь тем, что они у меня с некоторой генетической особенностью: радужка едва заметно отличается от зрачка. Это придает моей внешности легкий акцент любимого женщинами вульгарного демонизма. Я тоже любим женщинами. (Это вообще отдельная статья моей гордости).
Все, что может дать национальность, это принадлежность к той или иной культуре – со всеми ее сильными и слабыми местами. Изучать культуру полезно. Гордиться тем, что никому не принадлежит, - странно. В отличие от культуры, национальности практически нечего вам сказать. 
У меня есть сестра. Больше пяти лет она живет в Финляндии. Знает полдюжины языков и много путешествует. В последнее время среди ее молодых людей все больше иностранцев: нынешний – финн, до этого был француз. Так как она живет в Европе, то по новому курсу сестра зарабатывает примерно так же, как и наш отец (если не больше). Помимо работы она преподает ирландские танцы в собственной студии. 
Ее Родина – Россия.
Я, конечно, немного преувеличил. Но вот то, что она встречалась с французом, это правда. 

Всеволод Воронов

В Астрахани не принято гордиться своей национальностью

Есть поговорка: «Поскреби русского – найдешь татарина». «Поскреби любого – найдешь, кого угодно» – говорят астраханцы. География моего родного города сложилась так, что он встал на пересечении путей разных народностей, поэтому, сегодня астраханец – явление в некотором роде уникальное. 

«Привет, меня зовут Софа» – говорит мне высокая русоволосая девушка с огромными голубыми глазами. Только позже выясняется, что зовут ее не просто Софа, а Софико Немсадзе, и она самая настоящая грузинка. Только наполовину. 
«Люблю эти мантры, наверное, это потому что у меня в роду есть калмыцкие священнослужители» – рассказывает мне моя одноклассница Света Суханова. 
«Не зли меня. Я на четверть татарка и на четверть еврейка – а это горячая смесь!», предупреждает меня моя подруга Оля. 
«Меня должны были назвать Александром в честь отца, но мама не согласилась, потому что хотела, чтобы в имени было что-то татарское, фамилия-то отца все равно русская досталась. Так и получилось, что я теперь Эльдар Морозов. Правда, от моих армянских корней в имени все равно ничего не осталось». 
Что значит национальность для астраханца? «Да какая разница?» - ответит любой. Межконфессиональные и межэтнические браки в Астрахани не редкость, а сколько народностей было в той или иной семье и не сосчитаешь. 
Персы, индийцы, армяне… Великий шелковый путь, близость Каспийского моря – благоприятные условия для международной торговли. Так и получилось, что астраханец – это человек, который может похвалиться разнообразными предками с разных частей света. 
Но как же национальная самоидентичность? Большинство моих друзей и знакомых относят себя к той национальности, которая преобладает в их семье. Больше русских? Значит, русский. Татары? Значит я татарин. Но, когда заходят разговоры о семье, многие обычно вспоминают: «Знаешь, я не совсем русский, у меня бабушка армянка, а дед с Кавказа был». 
Я казашка. И называю себя так, потому что мои отец и мать считают себя казахами. Что значит быть казахом в Астрахани? Ровно то же самое, что быть кем-либо еще. В Астрахани не принято гордиться своей национальностью, для многих это кажется немного странным - какая разница, кто ты? Наверное, именно из-за такого «типично астраханского» мышления мне странно слышать вопросы о моей национальности. 
Есть и в этом большие минусы. 
Национальная самоидентичнось. Я могу прямо сказать, что я казашка, но ЧТО значит быть казахом я просто не представляю. Я не знаю, где лежит та культурологическая историческая граница между мной и другими, да и зачем эта граница вообще нужна. Меня мало волнуют родная культура и язык, но разве что история моей семьи. Что особенного в моем этносе? Что в нем есть примечательного? Что интересного? На эти вопросы я ответить не смогу. 

Я знаю, что значит быть астраханкой, но что значит быть казашкой, не имею ни малейшего представления. 

Карашаш Ногаева

RUS

Когда на украинской таможне видят значок RUS на папиной машине, бегут по своим будкам и оттуда вызванивают самых важных «дядь». Сейчас будут проверять. Можно достать йогурт, выйти к подсолнечным полям за высоким забором и настроиться на четыре часа ожидания и угрюмый допрос «Из России? Зачем едете?».

Когда на очередной конференции а-ля «дружба народов» знакомишься с иностранной делегацией и говоришь пресловутое «фром Раша», вежливые немцы растягиваются в улыбках и добавляют, что русские девушки – самые красивые. И что у вас совсем нет акцента.

Когда заговариваешь с заблудившимися канадцами у Казанского, те сетуют, что русские совсем не улыбаются, толкаются в метро и не знают английского. «У русский человек много проблем», – со знанием дела говорят мне.

Когда по улице идет лысый парень в нарочитой футболке «Я РУССКИЙ», слышу в толпе на переходе: «Скинхед», «Патриотов развелось…», «Расист». Расист– русский, русский– расист, повторяя про себя, уже слышу созвучие. Или мы все – по-своему русские, по-разному?

Наверное, мы живем не столько в России, сколько в огромном стереотипе, в отражении России в истории, политике, мнении других стран. Такой большой мыльный пузырь «менталитета» с есенинским колосистым полем, Щелкунчиком Чайковского, блинами и матрёшками. И вместо икон в избах (квартирах) – Путин. Как представляют нас «за бугром», какими окрестили не хуже Владимира (массово и без референдума – а надо ли?) – так и мы видим себя. У нас хуже образование и медицина, у нас нет демократии, у нас дураки и дороги, у нас… И почему-то никому не режет слух, что «у нас». Нас. Нас самих же, значит, нами и сделанное.

«Мне стыдно, что я русский, как Крым оттяпали», – сказал как-то папин знакомый. А мне стыдно? Или мне – гордо? Или «быть русским» ничем не отличается от «быть колумбийцем» или «шотландцем»?

Мне хочется ввести формулу «я русский = я гражданин мира». Потому что та никем не виданная, но вызывающая зависть у иностранцев «русская душа» может найти общий язык и с шотландцем, и с колумбийцем. И, что не всем даётся – с русским тоже. Я не хочу гордиться тем, что «Россия для русских» и не хочу стыдиться своего гражданства в паспорте. Я не хочу зависеть от мнения соседних стран и менять своё после очередных санкционных боёв. Моя история с ее пробелами и провалами, моя культура с ее мимикрией под любую другую, только не русскую, мой язык и мои традиции заставляют меня не гордиться ими. Всё то, что есть моя Родина и моя страна – не повод для презрения к другим, а просто единственно близкое. Моё. И какой-то убеждённый гуманист внутри говорит, что бравировать атомными погремушками перед «маленькими» (мы же самые большие!) странами – это не патриотизм. Приговаривать «американцы – ну, тупы-ые», немцы – жадные, поляки – подлые и прочий абсурд – это не любовь к Родине. Мы вышли за пределы стратосферы и внедрились в атом, а выйти за рамки наций и понять, что «все мы люди, все мы человеки» так и не хватает учёности.

Гражданин мира. И русский, и австралиец. Вот это патриотизм, даже сверхпатриотизм – просто уважать другого с его цветом кожи и президентом страны, которого, может, он и не выбирал. Поэтому «быть русским» – не гордо, не стыдно, а… по-русски просто. И на этой характеристике себя как личности я не хочу останавливаться.

Анна Стоянова

С русского на русский

На спектакль «Дядя Ваня» в Малом драматическом театре (МДТ) иногда приходят иностранцы и для них над сценой включают субтитры. Когда старая няня жалуется доктору Астрову: «Ноги-то мои гудут, так и гудут», я смотрю, как перевели эти «гудут» на английский. Плохо перевели: «болят ноги». Однако плохой перевод не мешает американскому зрителю в эти дни в Бостоне и Нью-Йорке восхищаться чеховскими спектаклями МДТ и вспоминать про великий русский театр. Вот в эти моменты я считаю, что мне повезло родиться русским. Потому что могу быть сопричастным – без перевода – тому, что любят многие люди без оглядки на национальность. Чехова с русским драматическим театром мне хватает с лихвой. Потому что не бренды, не амбиции и не шовинизм.

Кем гордиться?

Это везение быть русским смело можно и нужно равнять с везением быть, к примеру, англичанином. Наверное, это здорово читать в оригинале Диккенса, объездить все английские замки и любить английское кино. Но так случилось, что моя глубинка – это Великий Новгород, Томск и Кисловодск, мой «Диккенс» – это Толстой, а «замки» – белые храмы Пскова. Родителей и Родину не выбирают.

Однако это всё субъективно, а выходя за двери собственного дома приходится видеть вещи куда более честные и настоящие. Мне искренне обидно за окружающую русскую разруху, неразбериху и лень. Как подметил точно Сокуров: «Русские – плохие организаторы». И здесь Толстой не поможет – когда люди вокруг чаще всего не умеют держать парадную в чистоте. Мне стыдно за соседа, оставляющего каждую неделю в лифте пивную банку, я брезгливый, но каждый раз её надо выбрасывать. Чтобы не быть тем русским, которого я стыжусь.

Гордиться надо кем-то другим. Додин ставит, Раппопорт играет, Сокуров снимает, Пиотровский работает, жив до сих пор Фазиль Искандер. Русские ли они? Они говорят, что русские. Евреи, русские, абхазы – они принадлежат русской культуре и поэтому не могут быть шовинистами и жить в России для русских. Мы живём в стране, в которой лучшие представители своих национальностей объединены русским языком и русской культурой. Наши националисты иногда этого не знают. Наши ура-патриоты иногда не догадываются. Наши «пора валить» не ходят в театр Додина. Сокуров и Искандер говорят со мною на русском языке и в отличие от политиков, не пугают мир русским языком, трудятся так, чтобы русский язык звучал. И тогда на русском можно сказать, что среди украинцев есть замечательные, а есть плохие люди, что в России пивная банка в лифте, а роман русского еврея Гроссмана ставят в театре.

Будь я испанцем, я бы любил Гранаду. Но мне довелось любить нашу зиму в нашем Павловске. Там нет субтитров и мало кто переведёт для иностранца ахматовские стихи о Павловске. Поэзия вообще непереводима.

Театр или танк?

Некоторые мои знакомые стыдятся быть русскими по незнанию. Если смотреть телевизор – можно и застыдиться. Но в телевизоре почти нет тех, кем хочется гордиться. Сегодня я хорошо знаю Скандинавию, Австрию и плохо знаю Россию. И это надо исправлять. Даже у моего поколения есть эта память о железном занавесе и дефицит – узнать бы, как живут там, насмотреться, нагуляться по европейским улочкам. Дальний Восток и Вологда дальше Финляндии. Мы много впитываем, как провинциалы, переехавшие в столицу, подражаем и делаем вид, что жили в столице всегда. Нам так долго твердили, что демократия и капитализм лучше, что у одной части русских появился комплекс неполноценности, другая толпа, напротив, встала на защиту традиций и всего посконного. Но ведь можно уважать своё прошлое, традиции, хранить их, и одновременно перенимать у других стран и народов лучшее? Иногда кажется, что не можно, что легче разбежаться по разным сторонам Днепра и повторять мантру из телеящика.

Глобализация, капитализм и наш комплекс неполноценности привели к тому, что чужую культуру мы сегодня иногда знаем лучше своей. Мы современники многих хороших и даже больших русских писателей, но их не читает страна. Наши хорошие и даже большие режиссёры не всегда могут донести свои фильмы до аудитории. Наши театры чаще всего стали увлекаться авангардными кальками и забывать о традиции русского классического театра. Рынок и государство диктуют новые правила, по которым деньги из бюджета получит в первую очередь армия и спортивные чемпионаты, а театру Льва Додина, который иностранцы иногда величают лучшим театром мира, не могут построить новое здание больше десяти лет. А театр принципиально нужнее и важнее танка. Танк может убить, а театр может научить не убивать и уважать еврея, украинца и даже самого себя, русского.

В последние годы я наконец-то разглядел и рассмотрел советское кино Сергея Герасимова, Элема Климова, Ларисы Шепитько, а потом с удивлением прочитал, что в узких разборчивых кругах всего мира эти режиссёры считаются великими. А мог и не узнать, потому что глобальный мир тянет меня в современное кино – на то, которое снимают во всех странах, и не отличишь, русские это сняли или французы. Но надо вырывать себя из этого болота и узнавать лучшее, что создано французами и русскими, без презрения относиться к собственному прошлому, знать его, разбираться в нём, сомневаться. Чтобы проще было с настоящим.

В настоящем уже нет никакой няни и слово «гудут» никто не говорит, но мы должны сохранять знание об этом. Чтобы не становиться общей массой без различий, чтобы оставаться русскими – избавляться от плохого, перенимать лучшее у других народов и иметь возможность донести до них ту условную чеховскую добрую няньку, которая утешает доктора Астрову. Русским не должны требоваться субтитры, чтобы понять русских.

Мы можем увлечься войнушкой и опять не прочитать, что думал Толстой о войне. Знающий Толстого – никогда войну не поддержит. Толстой сегодня не прочитан. Русские имеют счастье читать Толстого в оригинале, но разве могут быть интересны Левин и Наташа Ростова, когда у нас другие герои – генералы, политики и футболисты. Наташа Ростова сегодня англичанам интереснее, чем нам. Нам бы этим гордиться, но у нас стадион не построен на Крестовском. И даже поэтому мы русские. Мы хотим показать всем, что готовы провести чемпионат мира по футболу, мы его проведём, но вбухаем в это столько денег, что будет не посчитать – сколько можно было бы на эти деньги устроить зарубежных гастролей наших театров. Чемпионат мира способна провести любая страна, но не в любой стране найдётся театр, который сможет поставить Чехова. Имея – не храним. Театр с Чеховым в России на скамейке запасных. Я – русский, и мне обидно – зачем Чехова обижать.

Егор Королёв