Зола

Меня зовут Лидия из рода Марюй. Я променяла чум на поликлинику, просторы тундры на райцентр. Я – медсестра. Хирург называет меня просто сестрой. Да, работаю в обычном ямальском селе Аксарка. Жизнь, как у большинства. Но иногда я начинаю «задыхаться» и искать «запах детства». Мне хочется простора, движения, хочется собраться и отправиться в путь. Как это было у маленькой Лиды, когда мы с семьей кочевали по Гыданской тундре в Тазовском районе Ямала.

 Все мое детство прошло в чуме. Я всегда поражалась своей маме, какая она сильная выносливая, но в то же время хрупкая – такова тундровая женщина. Я до сих пор задумываюсь, кушала ли она, моя мама? Кажется, я никогда этого не видела, но видела, как она, скромная, немногословная, просыпалась раньше всех, ложилась позже всех. Ее задачей было всегда оберегать своего мужа и детей, домашних животных, вести хозяйство. Весь быт.

Когда мне было пять лет, родился мой братик. Помню, в тот день было очень холодно, темно, страшно.

Срок подошел внезапно. Вызывали вертолет санавиации, но борт не успел. Мама рожала в чуме, в условиях, где дрова были на вес золота. Конечно, запас был, но его надо экономить - вдруг пурга и мы будем невыездные. Детей собрали в одном чуме, взрослые женщины пошли в соседний, помогать маме.

Роды прошли успешно, даже санавиация не потребовалась. Вроде как, зачем куда-то лететь, когда ребенок уже появился.

Такой тогда была тундра. Дрова в дефиците, спасаться часто приходилось самим, снегоходы и те далеко не у каждого. Жили накопленным вековым опытом.

Четко помню, как мама наставляла, чтобы в печку не бросали никаких острых и грязных предметов, а пластика тогда и не было. Зола должна была быть чистой. Она выполняла множество функций – ею мыли посуду, она обезжиривала, не оставляла следов на тарелках. Также мы высыпали золу в самый низ подола люльки после мха. Каким-то образом зола отводила влагу, поэтому кожа ребенка всегда была сухой и не прела.

Потом, как и все дети тундровиков, я оказалась в интернате. Приезжала домой только на каникулы. Затем был колледж, институт в Тюмени. Большой город меня не затянул. Я вернулась домой, на стойбище, и поняла, что там стало все по-другому. Появились газовые печки, так что дрова больше не приходилось экономить. Из поселковых магазинов регулярно доставляют всю нужную бытовую химию, так что золой посуду больше никто не моет. К снегоходам добавились квадроциклы, на лодках вместо «Вихрей» красуются сильнейшие «Ямахи».

Да, и сейчас на женщине в тундре лежит вся забота о быте, но блага цивилизации, товарное изобилие сделали жизнь проще. В бытовом плане жизнь на стойбище меняется каждый год. В этом, конечно, есть свои преимущества, но вместе с тем, я чувствую, что постепенно из тундры уходит что-то важное, неуловимое. Реже звучит родной язык, меньше рассказывают наши удивительные ненецкие сказки, вместо наших традиционных игрушек, учивших выживанию, дети в тундре играют «Барби» и пропадают в телефонах.

С горечью осознаю, что наши дети уже не узнают никогда, как их предки жили в суровых арктических зимах и были счастливы! Наш традиционный уклад рискует превратиться в ту самую золу. Все еще обезжиривающую, но уже не нужную.

Лидия Яр

Фото из архива Лидии Яр

9.10.2023