Дедушка, а расскажи…

Дедушка, а расскажи…

Дедушка сидит в кресле. Перед ним на столе – толстый конверт с чёрно-белыми фотографиями, который я достала из шкафа: их он привёз из многочисленных поездок. Дедушка улыбается на мою просьбу поделиться историями о военной службе и протягивает: «Ооо… Это много всего нужно рассказывать». Он замолкает на пару минут, смотрит в окно на пасмурное небо. Через открытое окно в комнату залетает резкий сигнал клаксона. Дедушка делает глубокий вдох и начинает своё повествование.

- В октябре 1957 года меня призвали в армию. Нас тогда агитировали вступить в комсомол, потому что комсомольцы могли проходить службу в войсках Московского округа ПВО. Вот я солдатиком и начал там служить. Есть село Орудьево, а от него – километров пять в лес. Там и располагались домики для офицеров и прапорщиков и казармы, плац, спортивные снаряды.

Рассказывая о солдатских буднях, дедушка со смехом вспоминает: чтобы попасть в столовую, нужно было прыгать через «коня» – для поддержания формы.

- Весной к нам на стажировку приехали курсанты из Горьковского радиотехнического училища зенитно-ракетных войск. Я с двумя парнями подружился, а они мне говорят: приезжай поступать к нам в училище. Ну, я рапорт быстренько написал, комиссию прошёл и поехал в Горький (сейчас это город Нижний Новгород – У. Г.). Я сдал экзамены, и меня могли принять без конкурса – солдат всё-таки. А тут из Вильнюса приехал так называемый сват – он набирал солдат. В Вильнюсе недобор был, нас и начали вызывать. Он говорит: «Хочешь поехать в столицу Литвы – Вильнюс? Там вот такое (дедушка показывает большой палец – У.Г.) радиотехническое училище». Мы пошептались между собой, решили: а почему бы и не съездить в столицу Литвы – Вильнюс? И поехали. Нам так этот майор (сват – У. Г.) понравился, добрый очень был, хороший. Привёз в Вильнюс, выстроил взвод, начальнику доложил, а тот ему говорит: «Это будет ваш взвод». Мы обрадовались, мол, здорово как, повезло нам. А тут майор повернулся к нам, посмотрел так и произносит: «Ну, я из вас сделаю хороших солдат!», - смеётся дедушка.

Многонациональный взвод

Где бы дедушка ни служил: в Вильнюсе, в Казахстане, на севере страны, – каждый взвод был многонациональным, говорит он.

- Никогда не было никаких придирок к солдатам другой национальности, никаких стычек. Создавались, конечно, какие-то группки (тех, кто выступал против некоторых национальностей – У. Г.), но всё это быстро пресекалось. В те времена была дружба между курсантами, офицерами, между народами.

Окончив училище в Вильнюсе, дедушка поехал по распределению в Хабаровск.

- Мне отец говорит: «Яблок возьми, а то их в Хабаровске нет». В общем, набрал он мне яблок два ящика – каждый килограммов по 30. На поезде я добрался до Хабаровска. Прихожу на собеседование. Сидит полковник, начальник кадров, мы с ним поговорили, он меня на Чукотку и отправил. Я же туда на самолёте летел. Вот я перебежками до самого самолёта и тащил эти ящики. Мы на Камчатку прилетели, а оттуда – в Анадырь (центр Чукотского АО – У. Г.). Там мы три дня пережидали метель, а потом отправились на мыс Шмидта. Меня там начальником радиолокационной станции назначили, точнее – даже двух станций.

Дедушка рассказывает, что между станциями и расположением роты было примерно 1,5 километра. Однажды ему нужно было пойти на станцию, а за окном – метель страшная. Дедушка пошёл… и заблудился. Думаю, говорит, что справа от меня должно быть море, вот и начал его искать. Вскоре он наткнулся на лодки, оставленные местными жителями, а потом смог вернуться в общежитие:

- Стою. Сапоги хромовые снегом набиты, на мне шинель повседневная, шапка-ушанка. Мне говорят: «Что ж ты еще ничего не знаешь? У нас в такую погоду никто никуда не ходит, а ты отправился службу править», - вспоминает дедушка.

Во время рассказа о метели он вспоминает о яблоках. Ещё по приезде в общежитие дедушка столкнулся с жёнами и детьми офицеров и солдат. Говорит, предложил им яблоками угоститься – они и угостились, да так, что ему не досталось. И смеётся.

«Чукча запасался спиртом и спал на нартах»

Местное население никак не реагировало на солдат. Каждый занимался своими делами. Бывало так, что из посёлка на санях приезжал чукча. Он бросал собачью упряжку недалеко от мусорных баков около столовой, собаки там день-другой ели. Им иногда повара выносили остатки еды. А сам чукча на нартах спал:

- Он спиртом запасался. У него бутылки 3-4 было. А потом уезжал, – рассказывает дедушка. – Ну, они там, в посёлке жили (посёлок Мыс Шмидта – У. Г.). У них дома хорошие были.

Через год дедушку перевели:

- Меня отправили на Косу Двух Пилотов (по сути островок, окружённый водами Чукотского моря – У. Г.). Поселили в домик сборно-щитовой, казарма такая же была. Правда, для офицерского состава домик на гору щебня установили. Стена у дома так строились: две доски «двадцатки» (толщиной 20 мм – У. Г.), а между ними проложен лист плотной чёрной бумаги. Внутри домика котёл установили, подсоединили к нему батареи. Первый мороз – котёл размёрзся, батареи не прогревались. Домик-то насквозь продувается! Ну, мы «буржуйку» нашли, около неё грелись. Нас, лейтенантов, 12 человек было. Вот мы в шубах сидели, друг к другу прижавшись.

Направление – южное!

Через три года дедушку отправили в Уральский военный округ. Прибыв в Свердловск, он пришёл в отдел кадров, рассчитывая, что его отправят «куда-нибудь поюжнее». Так и вышло: новое место назначения – Орск. Город находится на юге Урала.

А вскоре дедушку отправили совсем в тёплые края – в город Кандагач (или Кадыагаш) республики Казахстан. Там дедушка работал с локатором. Служба проходила следующим образом: с расчётом и локатором командира отправляют работать в полевых условиях на 2-3 месяца, и он должен сообщать данные на командный пункт.

- Нужно было обеспечивать полёты авиации. К нам штурманы приходили, сидели перед экранами, а на моём – цель в виде маленькой точки, - дедушка показывает большим и указательным пальцами, насколько небольшой была точка, - а на соседней станции такая блямба светится! Конечно, большую лучше отслеживать. Ну, а мне делать нечего было, я стал порядок наводить. Колёса машин, например покрасил известью – это было нужно, чтобы солнце отражалось от покрышек и не испортило их. ‹…› Прилетел командир полка, увидел, что у меня порядок везде, хвалил очень. А потом сказал, что буду командиром роты на станции Сагиз. Это – настоящий Казахстан!

Через три года 50-градусная жара Сагиза сменилась умеренным климатом Твери. За четыре года пребывания там дедушка побывал на стажировке в Баку, в Риге, в Кюрдамире (город в Азербайджане – У. Г.).

Знакомство с северными традициями и… медведями

- А потом в Сибирь отправили меня. Я даже топорик купил, чтобы от медведей обороняться, - рассказывает дедушка.

Он пробыл там недолго. Наверное, дедушку очень полюбил север, раз так настойчиво звал к себе:

- Мне предложили поехать на остров Диксон заместителем командира полка. А оттуда меня отправили в самую северную роту на остров Визе – он находится в 700 километрах от берега.

Именно там дедушка столкнулся с бытом северных народов и их традициями. Он много фотографировал, поэтому у меня есть возможность посмотреть на представителей народа нганасаны. На снимках они запечатлены с оленями – этот народ традиционно занимается оленеводством.

Дедушка показывает ещё две фотографии. Это захоронения северных народов.

Так, в гробике на дереве, хоронили ребёнка. Одной из причин (и самой приземлённой) подобного захоронения, как на первом фото, считается суровая сибирская зима. Выкапывать могилу было трудно, поэтому гроб с покойником закрепляли или на стволах двух близко стоящих деревьев или на деревянных подпорках. Каждое погребение сопровождалось оплакиваниями, песнями и танцами. Также считалось, что ребёнок, похороненный на дереве, будет ближе к небу. Люди верили, что дети превращались в маленьких птичек.

А взрослых людей хоронили в шалашах или чумах. Там оставляли покойника на нартах и рядом с ним клали оружие, продукты, 3-5 туш оленей – в зависимости от того, какой статус занимал покойник. Считалось хорошим знаком, если медведь разорял могилу, а вот людям к захоронению запрещалось приближаться: всё хорошее из покойника уходит в мир мертвых, а плохое остаётся на могиле и не должно попасть к живому человеку.

С такими погребальными традициями дедушка столкнулся в Таймырском районе Красноярского края. Именно в этот район и входят острова Диксон и Визе.

Чуть позже дедушка познакомился с полярниками и иногда ходил к ним в гости. А в роте в это время, продолжает он свой рассказ, появилась медведица. Ей было около года. Она на кухню бегала и доедала то, что осталось после солдат.

- Захожу однажды в столовую. Оглянулся: она несётся на меня. Я – раз! – прыгнул на стол и ноги поднял. А Машка на кухню промчалась, - дедушка усмехается и хлопает рукой по подлокотнику кресла. – А потом мы как-то к полярникам пошли. Смотрим – медвежонок справа от нас. Говорю: «О, Машка за нами бежит». И тут сержант один кричит: «Так это не Машка. Это дикий медвежонок!».

«Моршанск родной, навек священный край…»

Затем был переезд на службу в Моршанск (город на севере Тамбовской области – У.Г.). Пребывание там ознаменовано одной новостью:

- Сообщили однажды с Диксона: сгорел спортзал. Много чего погорело там. В каждом здании было что-то наподобие печки на горючей жидкости. А постройки-то все деревянные! Вот жидкость капала понемногу, капала на пол. Искра – и всё. При строительстве никто не догадался как-то обезопасить эту часть пола.… У меня, кстати, там и баня сгорела, ещё когда я на острове был. В ней котёл был установлен, всё работало нормально. А как-то ночью рвануло. Оказалось, что инженер не поставил клапан на нагревательном баке. Вода нагревалась, нагревалась, пара много скопилось, задняя стенка и отскочила. Хорошо, что никто не пострадал. Решили баню восстанавливать. А снаружи доску бронзовую повесили: «Эти баню в таком-то году построил Семён Иванович», - дедушка рисует в воздухе дощечку и улыбается.

Построение солдат в Моршанске

Станция конечная – Воронеж

Переехав в Воронеж, дедушка оставил военную службу. Он получил гражданскую должность – стал работать на заводе им. Коминтерна.

Словно подводя итог своего рассказа, дедушка говорит:

- У нас всё было чётко. Все солдаты служили честно, не отлынивали. Были, конечно, редкие кадры… Скрипач один говорил, когда его посылали пол мыть, что ему нельзя заниматься уборкой – он руки для скрипки бережёт. Но подавляющее большинство – это патриоты, которые ответственно относились к своим обязанностям.

Ульяна Губенко

18.11.2022