Сирия раньше была похожа на СССР: никто не спрашивал какой ты веры, и все жили дружно

«Горячие точки» — это те раны, которые никак не заживают. Конфликты, которые угасают, но потом снова и снова вспыхивают, принося новые страдания и боль. 

О жизни у себя на Родине и ныне в России, рассказали граждане тех самых «горячих точек», тех стран — очагов напряженной обстановки и периодически продолжающихся военных действий, иностранные студенты из Сирии и Ирака. 

Как сохранить свою жизнь, каждый день подвергаясь нападениям вооружённых боевиков? Как сохранить мир на своей родной земле, разрешить религиозные конфликты? Мы расскажем истории студентов, эмиграция которых в Россию в том числе вынужденная мера.

Мохаммед Али Джасем — студент 2 курса магистратуры, Институт кибернетики, ТПУ. Выпускник университета Алеппо, переживший гражданскую войну в Сирии.

— Я приехал из Алеппо. Получил степень «бакалавра» с оценкой «отлично», работал преподавателем на факультете машиностроения в Университете Алеппо, это второй старейший университет в Сирии после университета Дамаска. Я направлен Сирийским правительством на обучение заграницу на получение степени магистра и в аспирантуру. В нашей стране государство выделяет финансирование, и отправляет студентов на обучение в иностранных странах. Я закончил в 2009 году Университет Алеппо и стал преподавать, а уже через год началась война.

Все граничащие страны с Сирией против нашего президента, так как считают, что у нас диктатура. С этой проблемой столкнулись все преподаватели в Сирии, которые из-за этого не могут учиться в Европе и США. 

Возможность обучаться есть теперь только в дружественных Сирии странах: России, Иране, Индии, Китае, Кубе. Россия дает Сирии ежегодно сто государственных стипендий, для обучения сирийских граждан в рамках академического обмена. А Европа сейчас таких мест не предоставляет.  Я являюсь государственным служащим, получается членом государственного режима. До войны было все просто, пожалуйста, пиши заявление, что хочешь учиться в Великобритании – без проблем. Сейчас с этим тяжело. В Европу я могу отправиться только в статусе беженца, но никак не студента. 

Во время войны было очень сложно работать. Наш университет постоянно бомбили, особенно западную часть Алеппо. Три года длился этот кошмар. Сейчас я в Томске, но мои родители остались в Алеппо.  Каждый день нас бомбят. Но что нам делать? Мои родители даже никуда не скрываются во время бомбежек, прячутся в зданиях, а потом продолжают жить дальше. Наш дом пока сохранился. У меня там папа, мама, шесть братьев и три сестры.

— У Вас очень большая семья!

— Нет, средняя, арабы стремятся к созданию больших семей, где много детей. В нашей семье все живут вместе, только одна сестра живет отдельно, она вышла замуж. Мой старший брат сейчас служит в государственной армии, а самому младшему брату 9 лет. Он ходит в школу, школа продолжает работать, хотя подвергается бомбежкам.

— Разделила ли война студенческую среду на противоположные лагеря?

— Конечно разделила. В Сирии большинство населения сунниты, а большинство суннитов против режима Ассада. Потому что, Ассад – алавит. (Алавиты - последователи алавизма - эклектической религии, которую можно рассматривать и как эзотерическое ответвление персидского направления ислама и даже шиизма, с которым алавитов объединяет культ зятя и двоюродного брата пророка Мухаммеда Али)

Есть еще шииты, их мало в Сирии. Я – шиит. В стране есть и христиане, и другие верующие. Война разделила всех по религиозному принципу.

— Когда пришли российские войска в Сирию, что изменилось?

— Честно говоря, без России сейчас – Сирии нет. Потому что, когда российская авиация начала поддерживать нашу армию, тогда она начала освобождать сирийские города. Например, Пальмиру. А Алеппо сейчас, наконец-то, объединяется в единый город. Поэтому я благодарен России.

— Не думала ваша семья уехать из Алеппо?

— Я несколько раз предлагал своей семье уехать в Россию. В ТПУ мне даже обещали помочь. Но мой отец отказался, ведь он уже не в том, возрасте, чтобы переезжать, он хочет умереть на родине. Конечно, можно было бы переехать в более безопасное место – на западное побережье Сирии, но там сейчас так много людей, что просто нет свободного места.

До Алеппо мы жили в другом сирийском городе, где еще в советские времена инженеры СССР строили первую дамбу в Сирии. Мой отец работал там менеджером, так как он инженер-энергетик. И когда ИГИЛ (запрещенная в России организация) захватила этот город и дамбу, мы вынуждены были бежать в Алеппо. Я немного знал русский язык еще с детства, потому что всегда был рядом с работой отца, где было много русских инженеров. Некоторые из них учились в Советском Союзе и были женаты на русских, так что многие говорили на русском. Я знаю Иосифа Кобзона, знаю Аллу Пугачеву. Когда я говорю с друзьями, они смеются, Мохаммед, ты очень старый, мы таких певцов уже не знаем. Я знаю песню «День победы», слышал ее в детстве. На строящейся дамбе в 1970-е гг. по-русски было написано, что это подарок от советского народа Сирии.

— Кто-то погиб из ваших знакомых или близких?

— Мои дядя и племянник погибли на севере Сирии. Погибли они, потому что шииты, мол значит они с Ассадом. А ведь шиизм – это просто вера. Это просто мои чувства, почему я из-за этого должен умирать? Сейчас город Идлиб – столица Аль-Каиды. А Ракка – столица ИГИЛ. (Обе террористические организации, запрещены в России — прим. редакции). А ведь Сирия – это земля мира. Место, где все религии жили в мире. В Сирии живут одни из древнейших христиан мира. Франция хотела пригласить этих христиан, жителей Алеппо к себе в подданство для защиты. Но они «великие», они отказались, сказали: нет, Алеппо – это наша Родина. Там также есть христианская церковь. Террористы действуют не против христиан или мусульман, они против жизни.

Много среди террористов в Сирии из Саудовской Аравии, Ирака, Чечни, и даже из Китая. Считается, что они хотят свободу для Сирии. Ребята, да они же террористы! Джабхат ан-Нусра, ИГИЛ (запрещенные в России организации — прим. редакции), Свободная армия Сирии – много лиц, но все это террористы.

— В вашей стране обязательна служба в армии?

— Да, все парни в Сирии должны служить (христиане или мусульмане, без разницы). Мой старший брат, по образованию – инженер, сейчас проходит службу. В мирное время срок службы составляет 2 года, но так как сейчас война, то он служит до сих пор. Я в армии не служил, у меня была отсрочка как для студента. Сейчас я обязан продолжить обучение в аспирантуре, я надеюсь, что буду обучаться еще в течение четырех лет. Я очень хочу вернуться домой после учебы, скучаю по дому. Я как уехал из Сирии, с тех пор ни разу там не был. И так третий год. Аэропорт Алеппо не работает, он окружен террористами, домой попасть очень сложно.

— Как Вы поддерживаете связь с близкими?

— В моем городе сейчас нет ни воды, ни электричества, родители объединились с соседями, установили один генератор, есть сотовая связь, появился интернет. Был один месяц, когда я вообще не мог связаться с родителями, это было, когда террористы заявили, что захватили весь Алеппо.

— А откуда Вы обычно узнаете новости?

— RTVi на русском языке, государственный иранский канал по интернету.

— Было ли такое, что новости с экранов преподносят иначе, чем вам об этом рассказывали родственники?

— Да, летом, когда террористы захватили на юге Алеппо очень важный объект – военный университет, где обучали офицеров. В этом месте много солдат, много оружия. А наш государственный канал сказал, что ничего страшного не произошло. Но мой старший брат, который служит в армии и брат, который работает там врачом, сказали мне, что ситуация на самом деле очень плохая. Мой брат врач рассказал, что в больнице даже кроватей для раненных не хватает, они лежат на земле. А по нашему каналу передавали: они захватили чуть-чуть и сейчас армия все там освобождает. Я считаю, что государство имеет на это право, чтобы не создавать панику среди населения Алеппо. Если бы люди узнали, что захватили военный университет, они подумали бы что наступил конец, это очень страшно. Это чтобы не создавать панику. Но я хочу знать правду.

— На Ваш взгляд из-за чего случилась война в Сирии?

— Из-за газопровода. В 2007 году наш президент заключил договор с Путиным, что газопровод нельзя пускать из Катара через Сирию, потому что это будет влиять на Газпром. И тогда наш президент Асад сказал Катару – нет, так как Россия не просто друг, это и наша история. Арабская весна началась в Тунисе, потом в Ливии, потом в Египте и Йемене. Много стало безработных людей, есть пропаганда. Альджазира есть такой канал. Этот канал есть на Балканах и в Чечне. Его легко найти в интернете в России. Он тоже одна из причин войны в Сирии.

— Как Вам живется в России?

— С детских лет я мечтал побывать в России. Когда учился в 5 классе, мы рассказывали на арабском языке про Валентину Терешкову – первую женщину-космонавта. Тогда я занял первое место, и сказал своему учителю, что я хочу побывать в России и встретится с этой женщиной! 6 марта у нее был день рождения, я надеюсь, что когда-нибудь мне все-таки удастся встретиться с ней. Хотя, здесь у меня есть преподавательница, ее зовут Валентина Николаевна, и она первая женщина среди мужчин, которая защитила диссертацию на нашей кафедре и стала доцентом. В каком-то смысле моя мечта осуществилась!

Но когда я только приехал в Россию, погода меня пугала. Первый год – это просто кошмар, я так мерз и очень ждал лето. А когда наступило лето… Ребята, какое-же это лето? В августе я ходил уже в куртке. Однако, мне нравится жить в России, я привыкаю.

Амер Салум, аспирант 2 курса, Энергетический институт, ТПУ. 

— Я христианин, родился в городе Хомс, в центре Сирии. Моя семья – папа, мама и сестра живут в деревне рядом, название которой в переводе на русский означает – Яблоко, там растет много яблочных деревьев. Я преподавал в Хомске в местном университете. Сейчас учусь в ТПУ по направлению «теплофизика».  Русский язык до приезда в Россию не знал. Дело в том, что я собирался учиться в Германии, и год изучал в Сирии немецкий. Но из-за политики, посольство Германии закрыло эту программу. Мне сказали: у тебя есть неделя, ты поедешь в город Томск, он находится в Сибири, одевайся теплее. Я стал готовиться, через друзей нашел человека, который до этого был в Швейцарии, он отдал мне свои теплые поношенные ботинки, так как в Сирии невозможно купить такие теплые вещи. Конечно, по приеду в Томск, я купил себе новые теплые вещи.

В детстве я смотрел мультфильм, где человек охотился на медведя в Сибири. Там в мультике были такие домики из дерева, и я думал, что такие домики бывают только в сказках. У нас ведь строят дома из камня, из дерева не строят, из-за жаркого климата. Я был удивлен, когда приехал в Томск и увидел эти «сказочные» домики!

— Как вы считаете, с чего началась война в Сирии?

— Война началась с межрелигиозной розни. Они думают, что могут решать кто должен жить, а кто нет —это не правильно. В 2011 году, когда война началась, мы были вынуждены уехать из города в деревню. Захватчики Хомса сначала были мирные, говорили, что они просто против государственного режима, хотят свободы и демократии. Но когда государство ушло из Хомса, они взяли власть в свои руки. Они написали на каждом доме, где жил христианин, чтобы в течение недели христиане уехали, иначе нас убьют. Они – это и сирийцы и ливанцы – мусульмане. Изначально на сирийской земле было христианство. Большинство сирийских христиан жило в Хомсе. 35% населения Сирии были христиане. У нас там нет разделения на православных и католиков. До войны христиан в Сирии было пять миллионов человек, сейчас стало 400 тысяч. Большинство из них иммигрировали в Австралию, и немного в Швейцарию.

— Пыталась ли Ваша семья уехать?

— Нет, не пыталась, я буду жить в Сирии всегда. Я против того, чтобы христиане уезжали из Сирии.

— Какая сейчас обстановка в вашем городе?

— Сейчас в городе и в нашей деревне все спокойно. Но они все-равно волнуются. Мы оставили свой родной дом, за это время у меня погибли два двоюродных брата. Один из них был в армии и подорвался на мине в городе Идлиб. А другой брат работал в Дамаске на бетонном заводе и когда туда пришел ИГИЛ (запрещенная в России организация), сотрудники завода, которые тоже были ИГИЛовцами, показали на него, что он христанин, и его расстреляли.

В нашей деревне есть старая христианская церковь. В Хомсе были прекрасные христианские церкви, их было 8, но их разрушили и сожгли. Одна старая церковь, построена чуть-ли не в 1 веке, ее тоже сожгли. Сейчас, когда государство освободило эту церковь, они будут пытаться ее восстановить.

— У вас вся семья представители одной религии? Распространены ли смешанные религиозные браки?

— В Сирии официальный закон запрещает такие браки, однако если мужчина-мусульманин женится на христианке-женщине, тогда такой брак зарегистрируют. А вот христианину на мусульманке жениться нельзя. У меня есть друг, он христианин, полюбил мусульманку, они были вынуждены уехать на Кипр и теперь живут там.

— Посещали ли вы в Томске церкви?

— Я ходил два раза в церковь в Томске, которая находится недалеко от Новособорной площади. Сравнивая, музыка в нашей церкви мне нравится больше, у нас есть лавочки в церкви, можно сидеть. Иконы одинаковые. Молитвы похожи. Люди тоже одинаковые.

— Вы один ходили или с друзьями?

— Я ходил с другом Мохаммедом, но он мусульманин, побоялся зайти внутрь и ждал меня на улице.

— Как Вы оцениваете роль США и России в сирийской войне?

— У России больше экономические причины. Катар и Саудовская Аравия хотели построить через Сирию в Европу газопровод. Но России – это не выгодно. А США – кто знает, что они хотят. Больше всего сейчас я боюсь Ирана, они используют грязные способы. Иран строит, например, большой машиностроительный завод, кто-то хочет туда пойти работать, а они в заявлении просят указать кто ты: шиит, суннит, чтобы согласовать или не согласовать. Не должна религиозная принадлежность тут быть определяющей. США поддерживает курдов, Россия помогает сирийской армии. Сирия раньше была похожа на СССР никто не спрашивал какой ты веры, и все жили дружно. Но наш молодой президент решил, что нужно развивать экономику и открыл границы для других стран. И после этого Иран и Саудовская Аравия зашли и начали эту грязную игру, которую ведут сейчас.

Бушра Мохаммеджават, студентка 2 курса магистратуры, Институт кибернетики, ТПУ

—Я являюсь преподавателем в университете в Ираке. Хотела поступать учиться в Малайзию, но у меня учится много друзей в России, и они посоветовали мне выбрать обучение здесь. Я сдала экзамены в Ираке, и поступила в Томск. Русский язык до этого не изучала совсем, знала только несколько слов по-русски, слова приветствия и благодарности, знала фразы из видео уроков в интернете.

— В Ираке у Вас семья?

— Моя семья - это мама, папа и сестра. Мой брат живет в своем дома отдельно. Родители – пенсионеры. Недавно папа умер, я ездила на его похороны.

У меня был жених, он погиб почти 5 лет назад при взрыве бомбы в машине на рынке в городе Кербела.

— Как ваши родители отнеслись к отъезду в Томск?

— Они поначалу не одобрили мой выбор. Я хоть и взрослая, но всегда спрашиваю разрешения у своих родителей, из уважения к ним. Но я постаралась их убедить. Сейчас многие из Ирака уезжают. В Швецию много беженцев уезжает, в Иран (с ним хорошие отношения). Мои родственники уехали в Швецию.

— Как Вы опишите жизнь при Саддаме Хусейне?

— Было безопасно и хорошо, но я была молода и многого не понимала. Когда американские войска зашли в наш город, нам пришлось оставить свой дом и бежать пешком в соседний город, так как не было машины. Нам пришлось очень тяжело из-за бомбежки нашего города. Это было в 1991 году. В деревне для беженцев мы и другие семьи нашли пустой дом, и жили там.

— А в Ираке выборы есть? Президента выбирают?

— У нас выборы были очень давно. Каждые 4 года переизбирается глава города-региона.

А кто президент Ирака – не помню, я мало интересуюсь политикой.

— Когда погиб Садам Хусейн, что вы чувствовали?

— По-человечески его было жаль. Я знаю несколько семей, которые пострадали от его режима, но все-же, когда увидела его убитым, было неприятно, я не смогла на это смотреть. 

— Как в Ираке со свободой слова?

— Сейчас много Интернет-ресурсов, на которых публикуют разную информацию, но я знаю об одном журналисте, который написал материал и за который его убили. При Саддаме Хусейне не было ни спутников, ни интернета, сейчас с этим все в порядке.

— Какое отношение к женщинам в Ираке? Можно ли им работать?

— Сейчас очень сложная жизнь, если замужняя женщина не будет работать, а мужа ее убьют, то кто будет кормить ее детей? Все женщины стараются найти работу.

— А мы думали, что женщины в Ираке только занимаются только домом и детьми и носят паранджу?

— Нет конечно. В нашем городе все носят хиджаб, а вот в Саудовской Аравии обязательно носить паранджу, а у нас достаточно носить хиджаб. На улицу нельзя выходить без хиджаба. Здесь в Томске я могу носить джинсы, но главное, чтобы одежда была закрытой.

— Как к вам относятся в России, когда видят, что вы носите хиджаб?

— Удивленно смотрят, но агрессии никто не проявлял. Я познакомилась с девушками из Киргизии, они тоже носят хиджаб. Я ходила в Томске два раза в Красную мечеть. Я совершаю ежедневно намаз дома.

— Как вы планируете дальше жизнь?

— Вернусь в Ирак, попробую наладить личную жизнь, у меня есть мечты, самые заветные – закончить учебу и получить степень магистра. Конечно, я хочу детей, если бы был хороший мужчина, но из-за войны, сейчас их очень мало.

Студентка Школы межэтнической журналистики в Томске Мария Воротило