Этика и эстетика: как проходил этнотур Школы межэтнической журналистики 2020

Зимний воздух, заледенелые дороги и ясная погода – таким морозным утром началась этноэкспедиция Школы межэтнической журналистики 2020 года. И мы, молодые журналисты из разных регионов России, готовые продолжить изучение межнациональных отношений в нашей стране, но теперь за пределами родных городов.

Планы на ближайшие два дня грандиозные: 3 декабря доехать из Москвы на автобусе до Ростова Великого, посетить ростовский кремль и фабрику финифти, затем отправиться в деревню Мартыново и познакомиться с культурой кацкарей в местном этнографическом музее. А оттуда путь лежит в Ярославль, где мы проводим ночь и откуда отправляемся сначала в село Вятское; потом на прогулку в исторический центр Ярославля. После – согреваемся на конференции либо на экскурсии в Ресурсном центре «Ассамблеи народов России» и уезжаем обратно в Москву.

Кремль для души, а не обороны

У жителя Москвы при слове «кремль» возникает вполне конкретный образ: массивная красная стена с зубцами и щелевидными бойницами, красные высокие башни с красными звездами, Красная площадь. И Исторический музей рядом – тоже красный.

Поэтому Ростовский кремль поражает сразу – цветом и светом.  Здесь практически все стены белые, а крыши серебряные; и постройки отражают солнечные лучи, как выпавший в то утро хрустящий снег. История цвета Ростовского кремля обратна истории Московского: за белой краской кроется красная кирпичная стена. И больше параллели сходу так и не провести. Вместо мавзолея и торговых комплексов – христианские сооружения, похожие между собой и отличающиеся от остальных. Несмотря на наличие военных архитектурных атрибутов, этот кремль никогда не планировался как оборонительный. По плану он должен был напоминать небесный град, поэтому места для Царя-пушки здесь бы точно не нашлось. Зато теперь Ростовский кремль играет в кино роль Московского, например, в фильме «Иван Васильевич меняет профессию» и телесериале «Раскол».

Здание Успенского собора на соборной площади уже четвертое по счету – его предшественники сгорели, хотя деревянным было только первое строение. Нынешний храм в основании имеет дубовые кряжи, но сам построен из красного кирпича, а его декоративные элементы – из белого камня.

Внутри – прохладно, почти заброшено и тихо. Собор действующий, но реставрация вряд ли завершится в ближайшее время: под куполом виднеются строительные леса, иконостас не восстановлен, еле заметны остатки фресок на стенах. И все равно красиво. Даже так видны русские традиции в православной архитектуре.

Здесь нашли покой многие святые, среди которых – святитель Леонтий Ростовский. Считается, что он проповедовал слово Божие среди язычников, живших на Ростовских землях, и учил простых людей грамоте. Мощи святителя Леонития удивительным образом остались нетронутыми во время пожаров и разрушений первых построек Успенского храма. Но прежняя рака (ковчег в форме гроба) не сохранилась – ее разграбили мародеры, ведь по преданию она была сделана из чистого золота. Теперь обитель святого довольна скромна по сравнению с былыми временами: среди полуголых стен с остатками росписи в прошлом году была установлена новая рака из серебра.

Чуть поодаль находится Ростовский музей церковных древностей. Он расположился в Белой палате Кремля и хранит более 10 тыс. экспонатов. Изначально музейная коллекция составлялась из накоплений Ярославо-Ростовской и близлежащих епархий. Но благодаря частным пожертвованиям стали закупать и принимать в дар ценные образцы. Например, теперь в экспозиции представлены не только памятники православной культуры, но и языческой: деревянные львы стоят по обеим сторонам на выходе из основного зала. Расписные шкафы хранят полные собрания сочинений видных российских писателей и исследователей.

Напротив основного зала располагаются витрины, в которых представлена посуда. Внимание привлекают самовары. Оказывается, изначально подобные посудины изготавливались в Китае, Греции и Риме, и только потом они попали в Россию. А Тулу считают родиной самоваров, потому что именно там открылось первое массовое производство. Кстати, в народе называли этот прибор по-разному: у вятичей был самогрей, у ярославцев – самогар, а у курчан – самокипец.

Ростовский кремль провожает нас вкусными щами и горячим чаем. Ресторан «Собрание» расположился в Красной палате, и в меню русская кухня. Высокие сводчатые потолки и длинные столы навевают атмосферу старых времен, будто ты очутился на пиршестве из сказок.

А после обеда из Кремля нас ждет почти прямая дорога на фабрику «Ростовская финифть». Полчаса – и мы уже на месте.

Стеклом по стеклу

Хоть финифтяный промысел родом из Франции, в России когда-то он был очень распространен. И только здесь, в Ростове, сохранился с минимальными изменениями в традициях.

Производство финифти удивительно: цветную эмаль стирают в порошок и смешивают с бензинным маслом – так краска никогда не засыхает. Сначала наносят первичный рисунок на украшение и выжигают в печи. Влага испаряется, и остается только цвет, въевшийся в основу. Затем добавляют детали и снова выжигают. В третий раз добавляют еще больше деталей и снова отправляют в печь. Обычно для конечного результата хватает трех этапов, но все зависит от сложности рисунка. Благодаря обжигу финифть также называют «огненным письмом».

Все изображения отрисовываются вручную – на втором этаже фабрики располагается так называемый цех. Художники явно не привыкли к большому количеству посетителей – чувствуется напряженность. Экскурсовод заранее попросила не мешать работникам, ведь из-за одного неверного мазка придется всю работу делать с самого начала. На столах мастеров лежат краски, кисти, сделанные на заказ, и изображения для срисовки. Или просто для вдохновения. Окна в помещении высокие, без занавесок; на каждом рабочем месте своя лампа. А вот лупы при работе практически не используются – из-за них очень быстро портится зрение.

Кроме специфических красок особенностью работы является и сама основа изделия – она всегда выпуклая благодаря обжигу. И при нанесении рисунка нужно учитывать особую перспективу, чтобы сохранить пропорции. Нарисовать можно что угодно, но чаще всего встречаются цветы и пейзажи. Это близко русской живописи, это близко человеку, выросшему в русской культуре. И это снова набирает популярность за границей.

Стоимость таких работ очень высока. Оно и понятно: ручной труд, эксклюзивность… Кроме того, изделия в технике финифть, можно сказать, вечные – краски не смажутся, не выцветут. Только разбить такую продукцию легко, и восстановлению она уже не подлежит – все-таки стекло. 

Примаскалили! 

Еще световой день не кончился, а мы едем дальше – в деревню Мартыново. Путь долгий и медленный из-за оледенелого асфальта. Большие окна автобуса бликуют из-за освещения дорог, и ничего не видно. Машин мало. Начинают падать снежинки.

Постепенно освещение отступает: его нет ни у трассы, ни в придорожных домиках. Автобус заворачивает в, казалось бы, глухую деревню и останавливается у дома с заженными фонарями. К нам заходит мужчина, очень приветливый и веселый. Это Сергей Темняткин, основатель Этнографического музея кацкарей. Именно к нему мы подъехали, как к маяку среди тьмы.

Сергей кратко представляет нам деревню Мартыново и ее жителей – кацкарей, живущих на реке Катке, от которой и пошло название народа.

«Если спросить, какой я национальности, я отвечу, что я русский, – рассказывает гид, – а если задать нейтральный вопрос, кто я такой… Да кацкари мы, потому что с реки Катки. То есть местные жители могут называть себя и русскими, и кацкарями – в зависимости от поставленного вопроса. Кацкари – это не национальность, это часть русского народа».

Мы за пару минут проходим экспресс-курс кацкого языка. Оказывается, местные говорят на диалекте, не всегда понятном носителям русского. К примеру, приветствие «вздрáвствуйтё» созвучно со «здравствуйте», а вот «писига» (штука, вещь), «заволостные» (приезжие), «помаскалить» (приехать, прийти), «бахарь/бахорица» (экскурсовод) вне контекста могут вызвать сложности. Кацкий успешно адаптируется под нынешние реалии и не всегда требует заимствования из иностранных языков. То, что мы называем «девайсами» и « гаджетами», кацкари именуют писигами. Заметно фонетическое отличие от русского: «Писúганьё в музее бесплáтноё». Неожиданно буква ё перестает быть ударной, вопреки всем правилам!

Наконец мы выходим из автобуса и идем в музей. К нашему приезду все дорожки замело хрустящим сыпучим снегом, который чуть поблескивает в темноте. В глазах жителя Москвы, который не застал дедушек и бабушек в деревне, Мартыново становится эдаким символом русской культуры. В такой атмосфере ближе и понятнее стихи русских поэтов, посвященные зиме за городом. Нет фонарных столбов, зато виднеется много звезд; снег и правда белоснежный, без грязного налета и реагентов. Вокруг – ни души, только наша группа путешественников и несколько работников музея.

Сам музей – это некогда жилой дом, который стоит уже более ста лет. Тут бревенчатые стены и маленькие окошки с ажурными занавесками. Никаких обоев и жалюзи. Экспозиция состоит из вещей, оставленных последними жильцами, и тем, что даровали или было найдено. Все так или иначе связано с жизнью кацкарей, будь то широко распространенные кухонные приспособления либо старинные фотографии. В одной из комнат висят две литографии – портрет М. И. Кутузова и изображение Николая II и Александры Федоровны в день коронации. Великим полководцем пугали детей, если они вели себя плохо; а литография с императорской четой считалась утерянной. Оказалось, в революционные годы ее закрыли какой-то репродукцией, ведь жалко было уничтожать. Нашли совершенно случайно: когда рама рассохлась, репродукция выпала, и стало видно, что же она скрывала.

Никак не пройти мимо русской печи – большой, теплой и ароматной. Под ней есть место для домового, которого неплохо бы угостить чем-нибудь. Сейчас «заволостные» кидают ему монетки, но к чему домовому деньги? Говорят, вот если положить туда конфетки, на следующий день их уже не будет…

После экскурсии нас ждет роскошный ужин – щи и мясо с картофельным пюре, приготовленные в печи. На длинных столах стоят также свежее молоко в кувшине, небольшие самовары с кипятком и заваркой и салаты. Места на лавках всем хватает, как и пирожков с капустой – очень гостеприимно встречают в Мартынове.

«Мы люди простые», – говорят кацкари про себя. «Они люди простые», – повторяют за ними журналисты. «Такие они простые», – улыбаемся мы. Но разве они простые? Столь успешная попытка сохранить свою культурную особенность требует много труда, сил, желания и даже воли.

Гораздо проще затеряться в размытых границах традиций, не знать своих истоков, не понимать обычаев. Так происходит в больших городах, например, в столице – уничтожают облик Москвы, разрушают старинные постройки, пытаются подогнать под европейские стандарты.

А кацкари стараются. И благодаря их оптимизму и любви к кацкарской истории мы можем подивиться и насладиться временем, проведенным в деревне Мартыново. Здесь живут очень непростые люди…

Посади дерево, построй скворечник

После Мартынова мы возвращаемся в Ярославль, где ночуем в отеле под названием «Корона». Для 2020 года оно становится говорящим, а шуточки остановить невозможно. Но потехе час, а сну время – нам рано вставать.

Следующее утро встречает нас морозами и ясной погодой. Зима все больше вступает в свои права. Путь лежит из Ярославля в село Вятское, признанное одним из самых красивых в России.

При въезде в поселение сразу возникает желание остаться здесь на подольше. Никакой суеты,  никаких непрекращающихся ремонтных работ – вокруг чистота и красивая архитектура. Конечно, не все село такое, но местные жители стараются не застраивать его и сохранить хотя бы минимальный исторический облик. К сожалению, чтобы содержать и реставрировать старые постройки, требуются немалые деньги. В Европе не только принимают законы, запрещающие портить памятники архитектуры, но и выделяют деньги на их содержание. В России ни закона не издают, ни деньги не выдают. Так что все только по инициативе жителей села. Сейчас, конечно, стало проще – приезжают туристы, появляются спонсоры. Но этого мало: не везде хорошие дороги, много заброшенных построек, а что-то уже обшивают сайдингом. Недалеко виднеется заброшенный храм, но его обещают отреставрировать.

Но местные не унывают. У них в селе хорошо: пятнадцать музеев, до пандемии проходили фестивали и конкурсы, приезжают гости. В конце года здесь не очень людно, зато много птиц. В Вятском есть традиция: если хочешь сыграть свадьбу, сколоти скворечник. Их окрашивают в яркие цвета и на них пишут имена и дату. Затем в день торжества вешают на дерево. Такой обычай радует: от него нет столько мусора, как от замочков и ленточек, которые все равно потом срезают и выкидывают. Может, россиянам стоит повсеместно перенять эту традицию?

В Вятском есть свой минеральный родник под названием Ерехтанский источник, правда, носит он религиозный характер. Его освятили в честь иконы Божией Матери, а его вода течет в купель, где можно совершить обряд омовения.

Раньше село Вятское было знаменито своими урожаями огурцов, и до сих пор его называют огуречной столицей Ярославской области.

И неудивительно: благополучный для огурцов климат позволял выращивать их с минимальными энергозатратами. Необязательно поливать грядки, все и так вырастет. Жители Вятского солят на зиму огурцы по-особенному: на ведро воды килограмм соли. Они получаются очень солеными, «бочковые», на любителя. Туристов об этом предупреждают, поэтому не нужно кривиться и жаловаться на большое количество соли.

Поговаривают, что раньше, когда местные уезжали по соседним городам и селам продавать урожай, покупатели килограммами ели вятские огурчики. Но торговой точкой Вятское не стало – достаточно далеко от транспортных путей. Жители не расстраиваются. Им нравится спокойная и размеренная жизнь. Гостей любят и встречают с радостью, но и самобытность стараются сохранить. Ну а мы отправляемся дальше. Впереди наш ждет последняя экскурсия на улице – по историческому центру Ярославля.

Из златоглавой в зеленоглавый

Мы прибываем в столицу Золотого кольца. В глаза бросается обилие храмов – и почти все с зелеными куполами. После московских золотых зеленые смотрятся свежо, а в контексте городской архитектуры и деревьев – очень уместно. И у каждого свое необыкновенное название и легенда.

Нас встречают экскурсоводы – жизнерадостные девушки, заряжающие нас энергией после долгой поездки. Старшая рассказывает, что жители Ярославля очень любят свой город и себя в придачу. Среди горожан бытует дореволюционная присказка:

Ярославцы все красавцы.

Русы кудри – сто рублей,

буйная голова – тысячная,

а всему молодцу цены нет. 

Ярославлю повезло – до него не дошел ни Наполеон, ни Гитлер. Удалось сохранить исторический центр, который в настоящее время входит в список всемирного наследия ЮНЕСКО. Город необычайно красив: невысокие здания, украшенные лепниной, широкая набережная, с которой видно, где правый приток Волги Которосль впадает в русло крупнейшей реки.

Старинные здания стоят себе да стоят, а вот новострой уже на реставрации. Успенский собор в Ярославле, построенный к 1000-летию горада (2010 год) на месте разобранного в советское время, сейчас стоит в лесах. И хотя он действующий, смотреть там особо нечего. Постройка несколько спорная: сразу видно, что она не совсем вписывается в общую картину города. Больше похожа на Новодевичий монастырь в Москве, чем на храмы Ярославля, над которыми, кстати, она возвышается. Колокольни нет – предполагалось, что она будет выше собора, но градозащитники были против. Теперь колокола стоят на земле, окруженные забором, через который их можно рассмотреть.

А недалеко стоит Камень основания Ярославля. Легенда гласит: именно на этом месте Ярослав зарубил медведя, которого на него натравили местные жители, когда князь приехал за данью. Гид по секрету шепчет: десять лет назад Камень стоял на месте Успенского собора, а во время стройки его пришлось перенести. Все равно нельзя сейчас точно определить, где правда и где вымысел, так что никто не расстроился.

После экскурсии мы, уже замерзшие, делимся на две группы: одни едут на конференцию о роли СМИ в гармонизации межэтнических отношений, другие – в Ресурсный центр «Ассамблеи народов России». Во время конференции один из кураторов выступил с мнением, что нельзя привозить молодых журналистов и просто включать им видео с отчетом о деятельности общественных организаций – нужен диалог.

И хотя замечание было отчасти справедливым, мы остались несколько в замешательстве: насколько этично было высказываться о таком на сцене, а не в личной беседе; должны ли организаторы думать, как интересно подавать информацию для журналистов, или это уже обязанность журналистов?

Хасиев Нур-Эл Абдулович, Председатель Совета Ярославского регионального отделения Ассамблеи народов России, пояснил: подобные ролики долгое время снимали непрофессионалы, потому что люди работали на энтузиазме и сами всему учились. Да, возможно, их видео далеки от идеала, но если у журналистов, в частности, молодежи, есть какие-то предложения и советы, организация готова их принять к сведению. Наверное, в данной ситуации это был лучший ответ, который направлен на сглаживание обстановки. К сожалению, обсудить его у нас уже не было времени – нас ждал ужин и отъезд в Москву.

И вот наша этноэкспедиция подходит к концу. После ресторана мы рассаживаемся по автобусу. Вечереет; едем в тишине, немного уставшие, но очень счастливые.

Эта поездка показала, что молодежь в России готова участвовать в гармонизации межнациональных отношений. За время этнотура (а перед этим – медиафорума) не возникло никаких конфликтных ситуаций. Мы обсуждали между собой острые и неоднозначные проблемы, связанные с этносами. Не было напряженной обстановки – мы готовы слышать друг друга. Можно не согласиться с чьим-то мнением, но нужно понять его и принять во внимание. В конце концов, за сохранение культуры и дружбу народов отвечают не правительство и законодательные акты, а мы, люди.

Альбина Исмаилова

10 декабря 2020