Неверный

Вторник… шестое октября… двадцать и трое суток до дня рождения пророка Мухаммеда. На встречу со студентами Красноярской школы межэтнической журналистики пришёл муфтий Красноярского края Гаяз Талгатович Фаткуллин.

За неделю до того я вызвался на почётную миссию: взять у него интервью после общей беседы. И воспринял эту задачу не иначе, как свой «журналистский джихад». Не пугайся читатель. Джиха́д (от араб. الجهاد‎ [dʒɪˈhɑːd] — «усилие») — это понятие в исламе, означающее всего лишь усердие на пути к самосовершенствованию.

Однако это пренебрежительное «всего лишь» обернулось мне боком.

Минут за десять до прихода Гаяза Талгатовича наш наставник – Валентина Борисовна предупредила, мол «возьми телефончик или ручку с бумажкой да записывай за нашим гостем, чтобы потом хороший журналистский текст написать». И я как будто то бы согласился. Но… держать айфон под столом казалось унизительным моему тщеславию, а писать от руки… неа. Ладони, в таком случае, пафосно не сложишь. Так что я доверился старой доброй памяти. Вот пишу сейчас и думаю: не забыл ли ещё что-нибудь запредисловить? Ну, не важно. Я же помню;)

Гаяз Талгатович появился на студии тихо, без лишних церемоний. Он человек средних лет и среднего же роста, довольно коренастый для брючного костюма, ходит с короткой бородкой, которая была практически незаметна под маской.
Не снимая своей тюбетейки, Гаяз Талгатович расположился на почтительном расстоянии от нас и, приняв боевую позу в духе «я готов отвечать на ваши вопросы, ушлые журналюги», открыл дискуссию.

Хочется верить, что мои одногруппники так благоговейно молчали всю встречу, чтобы опровергнуть предыдущий пассаж о журналистах. Но даже если это не так, разговор всё равно пошёл.

Оказалось, что Гаяз Талгатович, с точки зрения мусульманской учёности, человек потомственный. Его бабушка прекрасно знала арабский, и дома разговаривал только на нём.

- Вы знаете, что по-арабски любовь можно выразить семнадцатью словами? – говорил Гаяз Талгатович, словно бы излучая все эти пятьдесят… то есть, 17 оттенков.

Мы на это вертели головой, прикрывая своё невежество ритмичными движениями.

Кроме арабского и русского Гаяз Талгатович также знает и татарский. Всё потому, что он этнический татарин, как по крови, так и по духу. Поясню: есть люди, типа меня, которые по происхождению причисляют себя к «малым» народам, я, например, такой вот украинец, но ни культуры, ни языка не знают.

Получается своего рода лимон, на который, по запарке продавшицы, наклеен ценник от апельсина.

Гаяз Талагтович же совсем другое дело. Он не называет, как я, свою нацию уничижительно - малым народом. Татары и украинцы, к слову сказать, вторые и третьи по численности народы Российской Федерации, после русских.

В разговоре муфтий посетовал, на вялотекущую ассимиляцию татарского народа с русским.

- Здоровый национализм, - говорил он. – помогает людям ощущать себя в этом мире. Даёт ориентиры: культурные и нравственные.

Мой великодержавный шовинизм после этих слов хотел было воспрянуть, но Гаяз Талгатович опередил:

- Национализм, как нож. Его можно использовать, чтобы намазать масло на хлеб, а можно и по-другому. – произнёс он, отрезая недопонимание.

Однако задать что-нибудь острое журналистское всё ещё хотелось. При этом надо было не испортить отношения перед интервью. Брррр. В голове ЗАДУДЕЛО и я спросил… про деньги, мол кто финансирует мечети и священнослужителей?

Гаяз Талгатович на это улыбнулся и сказал:

- Чтобы заботиться о порядке в храме, верующий должен участвовать в строительстве. Тогда он будет чувствовать, что это его храм. Поэтому государство или крупные частные спонсоры практически не участвуют. Что же до священнослужителей, - произнёс он. - Священнослужителю нельзя быть нахлебником. Иначе он останавливается в духовном и интеллектуальном развитии. А вслед за ним и община.

- А вы, – спросил я, задыхаясь от извинений. – на что живёте?

- Основной доход я получаю не с религиозной деятельности.

После этого наступила пауза. От гнетущей тишины нас спасла Валентина Борисовна. Она попросила Гаяза Талгатовича прокомментировать ситуацию в Нагорном Карабахе. На что он, слава Богу, выразил неприятие войны и только. Чего не скажешь, в плане лаконичности, о нашем интервью.

Оно было посвящено вере и сомнениям.

- Вера понятие сложное. – сказал Гаяз Талгатович. - Есть люди, которые просто верят, что где-то существует абстрактный Бог. Но это не настоящая Вера. Только тот, кто действительно разговаривает с Богом, пускает его в своё сердце, будучи искренним, называется верующим.

Определение слова «атеист» он также дал:

- Атеист от греческого «отрицающих Бога». А чтобы его отрицать нужно быть уверенным, а для этого серьёзно образованным. Я таких учёных знаю не больше трёх человек.

Признаться, мою гордость тогда задело. Я даже поддался эмоциям, которые начали уносить в глубины сознания. Но два года дрессировки в университете дали о себе знать. И вопросы задавать я продолжил.

В конце концов, они стали касаться сомнений, которые возникают после смерти близких - несправедливой и бессмысленной, на мой взгляд. А муфтий красиво и утешающе, как Мама, отвечал:

- Вопрошай ни «почему», а «для чего»; ищи во всём высший смысл.

Я не унимался. «Вопрошай ни «почему», а «для чего»; ищи во всём высший смысл.» раз за разом звучало в студии во всё более красивых формулировках. Уж и не знаю: почему я продолжал? То ли журналистская хватка, то ли…

У меня никогда не было отца, в духовном смысле, разумеется. Мой папенька не тот человек, который стерпит истинные мысли и чувства кого-то кроме себя. И я сомневался. Всегда и во всём, пока это не дошло до стадии «было, есть и будет». Наверное, поэтому я и добивался от Гаяза Талгатовича некой истины, которая смоет все годы моих страхов и сомнений. Но… тщетно. Он сам в интервью признался, что не испытывал дискомфорта подобного рода. Гаяз Талгатович сделал самое лучшее, что может человек, в том числе и божий, - поддержал. Однако… и я снова ставлю многоточие. Это был уже не вопрос веры, но самопринятия.

- Кому-то Всевышний ничего не сделал, что он стал верующим. А он стал. А кому-то наоборот: сделал всё, но верующим он не стал – мне вспомнилась ещё одна фраза Гаяза Талгатовича.

Может и правда: все мои неверные воззрения и поступки для чего-то нужны? Кто знает…Кто знает? С Верой, собственно, как и с Таней, у меня плохо. Поэтому оставлю вопрос открытым.

Дмитрий Заднепрянов

23.10.2020