Нур-Али Хасиев родился в Чечено-Ингушской Республике, но уже более 30 лет живёт в Ярославле. Второй десяток лет бессменно возглавляет местную Ассамблею народов России. Известен непростым характером и принципиальной позицией по вопросам межэтнических отношений.
- Перед интервью мы с вами прогулялись по Ярославлю. Не скрою, это было особое удовольствие. Вы так хорошо знаете историю и архитектуру этого старинного русского города, так увлечённо об этом рассказываете, как может только искренне любящий человек. Откуда такая привязанность?
– В Ярославль попал случайно. Не прошёл по конкурсу в Московскую сельхозакадемию, но меня приметил представитель ярославского филиала и предложил учиться у них. Подумал, почему нет? Год перекантуюсь, потом переведусь в Москву. Но получилось, что остался: познакомился с будущей женой, полюбил город.
– Она русская?
– Да, Светлана. Мы сразу нашли общий язык. Трагедия 90-х в Чечне и другие малоприятные события ни мою семью, ни родственников Светы не озлобили, мы всегда друг другу помогали. Все мои многочисленные соплеменники находили приют в Ярославле. В те тревожные годы очень много народу у нас жило.
– Десятки человек через вашу квартиру проходили?
– Гораздо больше. Люди же едут туда, где есть хоть какие-то знакомые, а я-то здесь живу уже 33 года.
– Но всё-таки город – старинный, среднерусский, православный. А вы привыкли к другому пейзажу, климату, да и иной веры...
– Конечно, я воспитывался в мусульманской семье, с пяти лет знал основы ислама. Первое знакомство с православием произошло в Киеве. Приехал туда на каникулы и попал в храм на службу. Если честно, то сначала я просто испугался того величия и блеска, которые увидел. Но когда начал жить в Центральной России, пообвыкся, и даже понравилось. Я люблю архитектуру, интересны исторические памятники, церкви, кремль. Опять же друзья появились. Ещё студентами создали клуб, устраивали дискотеки. Сами всё делали: зарабатывали, вкладывались в аппаратуру, помещение, ни от кого ничего не ждали. Потом создал в Ярославле клуб "Парадиз", у нас многие звёзды российской эстрады выступали. А когда война началась, практически все чеченские артисты прошли через наш клуб: мы давали им возможность заработать.
– Как отнеслись к вам родители Светланы?
– Настороженность к межэтническим бракам всегда была – и во времена СССР тоже. И русские, и кавказцы хотят, чтобы их сын или дочь выбрали в спутники соплеменника – так проще достичь взаимопонимания. Я долго ухаживал за будущей супругой и очень боялся, что меня не примут. Вдобавок тогда я потерял зрение (после драки): отслойка сетчатки обоих глаз. Врачи предупредили, скорее всего, останусь слепым. Тогда отец Светланы пришёл и говорит: "Ты в любом случае – наш сын". А мы ведь с ней ещё и женаты не были. Удивительная человечность.
– А вашим родственникам понравилась русская невеста?
– Мама переживала, но виду не показывала. Когда зрение начало возвращаться, мы поженились, появилась дочь Элина. И мы поехали в Грозный. Там мой дядя по всем национальным канонам зарегистрировал наш брак, а другой дядя организовал большой праздник.
– А различия в вере? Пришлось жене принять ислам? Или этого не требовалось?
– Не требовалось. Она сама сделала выбор, сказала, я буду соблюдать твои традиции. Но, со своей стороны, я уважаю православие, бываю в храмах, у меня много друзей среди православных священников. Я влился в иную культуру, но это мне не мешает быть мусульманином.
– И строить мечеть в Ярославле?
– Конечно. Да и дома у меня читаются молитвы, отмечаются исламские религиозные праздники. И Светлана прекрасно справляется.
– Вы себя считаете счастливым человеком?
– Разумеется, несмотря на то что было много проблем, связанных с непониманием. Заниматься общественной работой в сфере гармонизации межнациональных отношений непросто, любую ситуацию надо пропускать через себя. Много конфликтов возникало на стройках, где я работал. В молодости чаще вспыхивали стычки и ссоры, но тогда этому не придавалось большого значения. Милиция никого не задерживала, пресса молчала. Подрались, а назавтра встретились на дискотеке и подружились. Случалось, через 10–15 лет встречаешься с человеком по бизнесу и искренне не понимаешь, зачем стенка на стенку тогда ходили?
– Это правда, что ваш дом здесь сожгли?
– Да, в 1999 году во время второй чеченской кампании. Мне отомстили как лидеру общины. Ещё пару раз ресторан мой взрывали. Но все эти сложности меня только больше подзадоривали, убеждали – я на правильном пути. Как только на малой родине началась война, создали в городе благотворительный фонд помощи беженцам из Чечни, тратили свои деньги, собирали гуманитарную помощь.
– Фонд помогал только чеченцам или русским тоже?
– Всем помогали. Из плена многих вызволяли. Решали вопросы притеснения чеченцев со стороны властей. Ничего не боялись, выступали на высоких трибунах, в правительственных кабинетах, в Думе.
– Вы всё время говорите о чеченцах как о пострадавших. Но, согласитесь, ситуация там не была однозначной. С чеченцами, которые попирали все нормы человеческого общежития, тоже работали?
– Естественно! Я был сопредседателем Всемирного чеченского конгресса и на одном из заседаний – в Баку – представителям тогдашних властей "Ичкерии" прямо заявил: "Вы продаёте за деньги интересы народа, интересы республики, постоянно втягиваете нас в конфликты. Когда это прекратится"? А они в ответ: "Мы не можем сойти с пути независимости". Но если этот путь ведёт в пропасть, уничтожает народ? Меня поддержали другие активисты, и произошёл перелом в настроениях. Потом всякими кознями пытались меня вывести из конгресса, даже покушением угрожали. Но Бог оберегает. Между боевыми действиями встречался с Масхадовым, с полевыми командирами, убеждал, уговаривал. Иногда получалось, а иногда и нет.
- Вы считаете себя связанным с малой родиной?
– Определённо. Конечно, я мог бы просто заниматься бизнесом. Но жить в тепличных условиях, когда твоя республика, родственники нуждаются в помощи, – не по мне. Я никогда не мог представить себя вне Чечни. Поддерживать националистов я бы не смог. Во время экономической блокады 90‑х, когда не было ни работы, ни еды, чеченцы выживали только за счёт помощи родственников из других частей России. Поэтому я тогда говорил, если будут теракты, это прежде всего подорвёт доверие к нам, чеченцам, живущим в разных концах страны. Мы потеряем бизнес и не сможем ничего сделать для своих же. Что значит – свобода или смерть? Чеченцы никогда не были свободными, они обременены кодексом чести, обязательствами перед семьёй и Родиной. Много таких дискуссий было. Желание что-то реально сделать для изменения настроения в обществе заставило меня отойти от бизнеса и уйти исключительно в общественную деятельность. Возглавил общественный совет УФСИНа, комиссию по развитию гражданского общества и межнациональных отношений Общественной палаты Ярославской области. Земляки меня поддерживают, нам удаётся создать доброжелательную атмосферу там, где это, казалось бы, невозможно. Даже местные ветераны чеченской войны сегодня обращаются к нам в случае конфликта с местными кавказцами. И мы эти конфликты гасим.
– Это называется институтом саморегулирования гражданского общества, когда без вмешательства правоохранительных органов удаётся достигнуть консенсуса и избежать жёсткого столкновения.
– Периодически решаем и проблемы, связанные с азербайджанцами, с таджиками и другими народами. Но тут одних моих сил и сил коллег, конечно, недостаточно. Нужна поддержка со стороны власти, а она не всегда откликается. Бывает, что обращаемся с конкретной просьбой, а нас игнорируют. Говорю, если хотите, чтобы руководители этнокультурных организаций пользовались авторитетом среди своих общин, помогите им конкретные, конструктивные шаги делать. Иначе их авторитет упадёт и двустороннего движения не получится.
– Вы активно призывали соплеменников к примирению, а были ситуации, когда обиду простили вы сами?
– Да, я простил своего кровника. Здесь в Ярославле несколько лет назад на меня было покушение, выжил с трудом. Когда оклемался, узнал, что это был нанятый человек, бывший военный (русский), и начал его выслеживать. Собирался отомстить, согласно нашим традициям. Но после очередной поездки в Чечню, где в то время шла братоубийственная война, я понял, что этот кошмар надо прекращать, и начал с себя. Через знакомых передал, что мой кровник может больше не бояться за свою жизнь, я мстить не буду. Знаете, когда я за ним следил, видел его сына – совсем маленький он ещё…
– Недавно вас выбрали руководителем местной Ассамблеи народов России ещё на пять лет. Третий раз подряд.
– У меня стаж общественной работы уже 20 лет. В прошлом году отметил 20-летие чечено-ингушский культурный центр "Вайнах", который я возглавлял бессменно. Только в прошлом году меня переизбрали. Нагрузка уже зашкаливала: Общественная палата, комиссии различных ведомств, общественные советы. Теперь в "Вайнахе" руководит молодой ингуш. Если раньше в активе у нас было больше чеченцев, то теперь – ингушей. Я считаю, это хорошо, ведь неравнодушными должны быть все! Важно, что наша чечено-ингушская община не раскололась, когда разделились Чечня и Ингушетия, здесь, в Ярославле, мы остались единым народом.
Тэги