О новых трендах в этномузыке и пределах экспериментов с ней, об уникальности приграничных культур и о том, как традиционная песня может развернуть кресла наставников шоу "Голос", "НацАкценту" рассказали участники группы "Якруна".
— Что сейчас происходит в сегменте этномедиа российского шоу-бинеса?
Марио: Огромное количество традиционных ансамблей появилось. Раньше такого не было.
Луиза: Причём, много хороших!
М.: Как-то я беседовал с Андреем Николаевичем Котовым. По его наблюдениям, за последние, скажем так, 20 лет количество ансамблей выросло в сто раз: было 2 стало 200 ансамблей. То есть фольклор, традиция — это уже движение. Это и убеждения жизненные, и система мышления. Держаться корней — это уже лозунг, а не просто рекомендация.
— А насколько успешны эти 200 условных ансамблей?
М.: На 100 % успешны уже тем, что они существуют. Посчитайте: сто ансамблей и в каждом примерно по 20 человек. И это люди, которые пришли в традицию и живут в ней. У них есть родственники и знакомые, а у этих еще. Они восстанавливают костюмы, собирают инструменты, открывают мастерские — это огромное движение. Люди оборачиваются к традиции лицом — как полагается.
Л.: Вот за три года в родной Самаре пять коллективов традиционных появилось. У нас там Андрей Давыдов организовал огромное количество экспедиций: каждое лето, каждый месяц они ездят по трем-четырем селам и до сих пор находят интересный материал.
— Это в основном русские ансамбли?
Л.: Да, в основном русские. Но у нас в Самаре и чувашские, и мордовские, и татарские села есть. И даже бывает такое, что русские поют как мордва — более открыто. Из-за того, что жили всегда вместе.
М.: А казаки-некрасовцы, помнишь, ты рассказывала? У них там с востоком переплетение.
Л.: С турками, да. Но они из Ставропольского края. Там в костюме огурцы турецкие появились, и платки бабушки завязывают как турчанки, да и в музыке проникновения есть, естественно.
М.: Да, это очень тонкий момент: сохранить традицию, но стереть границы. Получается совершенно уникальные культуры у этих двух этносов, живущих на границе. Рождается какая-то новая история — и такая музыка границ.
— Кроме казаков-некрасовцев и песен Смоленской области ("Колечушко", которую Луиза исполнила на шоу "Голос" — прим.ред.) фольклор каких регионов и стран вам еще интересен?
Л.: Белгород. Там в отдельных песнях тоже есть восточный лад, и он меня не может не привлекать. Белоруссия также.
М.: Ну и другие республики. Армения, например.
— То есть там, где ярко проявилось взаимовлияние культур?
М.: Именно! Культурные традиции сохранились почти на всей территории бывшего Советского Союза. Я имею в виду и Россию, и Армению, и Казахстан, и Украину, и Молдову — мою родину, и другие республики. У всех огромные залежи этих сокровищ. И, надеюсь, у нас получится что-то оттуда в свою программу взять и понять, каким образом это может работать.
— Песни каких народов еще есть в вашем репертуаре?
Л.: Есть украинская песня "Орел на дубу". Еще в институте она меня притянула.
М.: Там у нас в песне целая драматургия разворачивается: в увертюре девочка — как бы Луиза из своего детства — беседует со своим папой. Потом вступают гусли, и Луиза взрослая начинает петь. Она вспоминает свою жизнь, через которую протянута связующая нить — любовь к отцу.
— Слышала, вы собираетесь армянские песни записывать?
М.: У нас колоссальные планы.
Луиза принесла песню, которая исполняется на древнем армянском языке. Её сейчас даже современные армяне не понимают. Сейчас ищем специалиста, чтобы качественно перевести.
Л.: Песня называется "Зума". Это колыбельная: мать утешает своё плачущее дитя.
— Как вы обычно находите материал?
Л.: Обычно я приношу песни, ноты, которые у меня остались еще с института, из экспедиций, и мы работаем с этим материалом. Друзья-единомышленники присылают материал.
М.: Ну и Луиза же уже лет десять преподает. Она ведет детский ансамбль "Жар-птица".
— Насколько знаю, вы, этническая татарка, родились в Казахстане, и с трех лет поёте русские народные песни. Как так получилось?
Л.: Что-то пошло не так (смеется). Честно сказать, не знаю. Это произошло само собой. Никогда не задумывалась об этом.
— Кто-то в семье пел русские песни? Потому что, знаю, ваша бабушка пела татарские?
Л.: Да, одна бабушка пела татарские и играла на мандолине. Когда я записывала во время экспедиций по Самарской области песни, я пришла ко своей второй бабушке. Она мне спела русские песни. Даже одну очень старинную, со свадебного обряда.
За счет того, что все жили вместе (и татары, и чуваши, и мордва, и русские), слушали друг друга и знали материал. Чувашка могла заговорить по-татарски и наоборот.
— А в вокальном плане, в звучании голоса чувствуется взаимовлияние?
Л.: Про себя могу сказать, что мне быстро удается перенять мелизматику (медизматическое пение – способ распева, при котором на один слог приходиться несколько звуков – прим. ред.). Наверное, это благодаря тому, что очень много мелизмов в татарских песнях. Почему пою русские? Так сложилось. Я начинала с каких-то застольных песен, которые слышала от папы. Папа всегда играл на гармошке.
— Луиза, вы играете на многих инструментах. Почему на "Голосе" решили выйти именно с гуслями?
Л.: Я помню, как мы стояли за кулисами и Дмитрий Нагиев сказал: "А вы знаете, как-то так получается, что наставники не поворачиваются к тем, кто играет на каких-то инструментах. То есть меньше вероятности, что к вам повернутся. Я вам этого не говорил!". И я прямо как-то запереживала... Но дороги назад уже не было. А песня "Колечушко" мне всегда нравилась.
М.: Почему в прошедшем времени?
Л.: Нравится (улыбается). Тем более сейчас, когда мы с "Якруной" нашли новую "краску" для неё. Когда я исполнила её на кастинге, всем музыкальным редакторам понравилось. И все безоговорочно решили, что она будет звучать на слепом прослушивании. По минимуму мне подыгрывал оркестр-фонограф. Я слышу, что в песне колоссальная энергия. Она как раз и развернула кресло Полины Гагариной.
— По-вашему, как можно сделать традиционную песню и музыку понятной современному человеку?
М.: В философию традиций можно очень глубоко заходить: там поля непаханые, там глубины морские. Но для того, чтобы туда захотелось слушателю нырнуть, нужно его заинтересовать. Очень важна аранжировка. Когда ты подаешь традиционную музыку с хорошим ритмом, люди слышат те же слова, но человек начинает хотеть спеть эту песню. "Якруна" как раз этим занимается.
Допустим, наша песня “Блоха”. Это север России, её поют все и вся. В нашей аранжировке это такой лихой джаз-фанк. Хотя в основе — формат детской частушки. В исполнении «Якруны» под неё уже можно танцевать.
Л.: Ну и понять, интересно ли это, можно еще по тому, как отплясывают дети, потому что их не затащишь как взрослых, не выведешь за руки. Если детям не нравится, они не будут это делать. А у нас на концертах, например, уже целая детская тусовка плясунов образовалась.
М.: После концертов у нас спрашивают: а что это за песня? Мы рассказывает, откуда эта песня и кто её пел. Когда люди понимают, что национальная музыка может звучать по-разному, то они уже сами берут традиционные инструменты в руки. Они вливаются туда осознанно, не потому, что им сказали, что это правильно или патриотично.
— То есть они видят, что это что-то живое и увлекаются?
М.: Они себя в этом видят прежде всего! И они понимают: "Я под это могу танцевать, я это могу спеть, я понимаю слова". И вот это самое важное в нашем деле. Многие песни традиционные поются нараспев, и человек не понимает, что на сцене происходит. Особенно если это хор. Особенно если песня неизвестная. Ну стоят люди в красивых, но непонятных одеждах, поют красиво, не понятно о чем. Современному человеку сложно понять то, в чём он не был воспитан с детства. Но этот барьер можно преодолеть.
— А насколько далеко можно уходить от оригинального звучания, когда исполняешь фольклор? Есть мнение, что народные песни исполнять надо только так, чтобы буквально "законсервировать" уникальную традицию.
М.: А вы любите консервы? Можно выложить консервы из банки просто так, и у вас будет прекрасный совершенно завтрак туриста. А можно поджарить лучок на сковородочке, добавить туда специй, овощей, отдельно пожарить картошечку — и всё это соединить. Я утрирую, конечно. Естественно, центром этого блюда является фольклор, но его дополняют, обогащают и оттеняют другие вкрапления. Мы стараемся туда за счет инструментов добавить джаз, фанк, фьюжн. В проекте звучит и бас-гитара, и электрогитара, и саксофон. Плюс Луиза еще играет на гуслях, на калимбе, на калюке, на кугиклах. Это все народные инструменты. Просто гусли — русские, а калимба — это уже Африка. Мы не чураемся смешивать. При условии, что это не портит изначальную композицию, структуру.
Л.: Насколько далеко я могу отклониться от материала? Я считаю так: если я слышала оригинал и могу его исполнить так, как он звучал у бабушек-носителей, то я в принципе вправе дать песне "новую одежду". В основном все наши песни я, естественно, прослушивала от носителей.
— Ещё последний вопрос про "Голос". А не страшно было идти на конкурс без Пелагеи в жюри, человека близкого вам по духу?
Л.: Ну кстати, если бы Пелагея была, она бы тоже могла не повернуться. Но я знала, что Полине Гагариной тоже нравится этномузыка… Нет, не боялась, раз уже взяли, смысла нет бояться. Идем вперед!
Тэги