Политическая осень 2013 напомнила о уже несколько подзабытой газовой войне между Украиной и Россией. Пик ее пришелся на середину 2000-х, когда у наших соседей пришло к власти "оранжевое правительство". С появлением на политическом Олимпе Януковича один из лидеров оранжистов села в тюрьму – как раз в связи с газом, а войны несколько поутихли.
Однако у Москвы вновь появились причины начать "боевые действия" против Киева. Последний недвусмысленно дал понять, что предпочитает подписать соглашение о Зоне свободной торговли с Евросоюзом, а не войти в Таможенный союз, который предлагает Россия. Казалось бы, насильно мил не будешь, но в Москве эту русскую поговорку никто не вспоминает, а уж тем более не вспоминает ее украинский аналог "Силою колодязь копати - води не пити".
Все это было бы не очень интересно такому изданию, как "Национальный акцент", если бы речь шла о каком-то другом государстве: вопросы внешней политики находятся вне фокуса нашего основного интереса. Но история эта связана с украинцами – одним из двух самых этнически близких народов для русского. Со вторым – белорусским – тоже все складывается в последнее время не очень, и хотя причины разлада там несколько другие, они тоже игнорируют этническую близость двух стран.
В речи разнообразных чиновников и политиков, которые сегодня комментируют российско-украинские отношения, почему-то перестали появляться отсылки к восточнославянскому братству. Хотя время от времени, когда отношения с соседями становятся теплее, те же руководители начинают посещать фестиваль "Славянский базар", участвовать в Днях славянской письменности и культуры, выезжая друг к другу в гости, и вообще говорить о значимости славянской идеи. Но как только отношения портятся - о славянской общности как-то все забывают.
Собственно это в лишний раз доказывает, что в современном мире такое понятие как "славянское единство", да и вообще большинство высказываний о некоем этническом братстве государств является уже совсем выхолощенным идеологическим конструктом, которые время от времени используется в политической риторике для достижения каких-то тактических целей.
Само понятие "славянское единство" было сконструировано в первой половине XIX века. Оно всячески развивалось и поддерживалось русскими философами, а также общественными деятелями славянофильской направленности. Но даже тогда оно использовалось политиками столь же избирательно, как и сейчас.
Панславянство – доставали из рукава всякий раз, когда у России обострялись отношения с внешними не славянскими соседями (странами Западной Европы или, например, Турцией) и убирали назад, как только отношения улаживались. Впрочем, в Западной Европе про козырь в нашем рукаве все время помнили и его побаивались, ибо панславянство тогда в основном означало одно – попытка Российской империи, а затем СССР доминировать за счёт влияния на славянские народы.
В XX веке идея панславянства трансформировалась в идею евразийства, которая до сих пор успешно эксплуатируется ad hoc. Есть, конечно, и немало людей, свято в эту идею верящих и считающих ее "натуральной", а не сконструированной. Сторонники евразийства не только объединяются в разнообразные кружки, но создают институты, проникают в пул государственных экспертов и выступают научных конференциях. Они находят различные исторические, культурологические и даже антропологические доказательства братства различных народов (набор эти народов варьируется) во главе с русским.
В момент, когда проходили выборы президента в 2012 году, Путин слегка приблизил к себе евразийцев и даже сделал в одной из своих предвыборных статей реверансы в их сторону. Однако сегодня говорить о каком-то славянском, а тем более евразийском единстве никому не выгодно: с одной стороны, россияне с радостью готовы гнать из своей страны поганой метлой своих евразийских собратьев из Таджикистана, а с другой – Украина и Белоруссия совсем не желают тихо угнездиться под крылом большой славянской матери России, а норовят действовать самостоятельно. Вот политики и помалкивают, ибо ни славянское единство, ни евразийство, с одной стороны, ни инновации с модернизацией – с другой – не являются для нынешних лидеров славянских государств осознанными ценностями, а только дискурсивными инструментами для достижения вполне конкретных и сиюминутных политических целей.
Впрочем, идею панславянства все же не стоит полностью идентифицировать с евразийской. Идея славянского братства сегодня начала прорастать снизу в весьма причудливой форме. В своей ненависти к мигрантам российские граждане, и в частности, участники "Русских маршей", последовательно отделяют среднеазиатских мигрантов от украинцев и белорусов, к которым никакой неприязни большинство не испытывает. И это несмотря на то, что аргумент про рабочие места никакого отношения к этничности не имеет. Такая причудливая метаморфоза придуманных в XIX веке идей может только обрадовать стороннего наблюдателя, но не должна особо обольщать: никакого этнического братства как такового не существует: есть близость языка, культуры и внешнего вида и наложенные на них искусственные идеологические конструкты более или менее отрефлексированные.
Тэги
