Недавняя история с запретом хиджабов в Ставропольской школе стала одним из многочисленных сигналов о межнациональной напряженности в крае, которая тлеет уже много лет, и периодические выливается в открытые конфликтные столкновения между "своими" и "приезжими". Массовая миграция населения Северного Кавказа в Ставрополье, о которой так много говорят в последнее время, началась не вчера. Так, уже пару лет назад, как пишет политолог Сергей Маркедонов, по числу чеченцев Ставропольский край превосходил только саму Чечню, Ингушетию и Дагестан.
Еще в советское время градус межэтнических трений в крае был достаточно высоким, ведь богатый этнический состав края обусловлен не только постоянным притоком мигрантов с Кавказа. В Ставрополье есть свои, коренные мусульмане – туркменские (турхменские), ногайские, татарские общины, которые еще в XVII веке стали селиться на этих землях. К слову, туркменская диаспора Ставропольского края – самая большая в России, а численность местных ногайцев составляет более 20 процентов от общего их количества на юге России. Отношения этих народов доруг с другом и с другими этносами, проживающими на Ставрополье, едва ли можно назвать безоблачными.
Кроме того, большое число выходцев из бывших советских республик перебрались в регион после распада СССР: армянские беженцы из Азербайджана, цалкинские греки, турки-месхетинцы. Последние бежали в Ставрополье и на Кубань из Ферганы в 1989 году, когда там начались межнациональные столкновения.
Вообще любые этнополитические конфликты на Кавказе неизбежно оборачивались для Ставрополья потоками беженцев и вынужденных переселенцев, как, например, чеченская война. Следствием активных миграционных процессов в крае стало увеличение числа национальных диаспор. В регионе образовались места компактного проживания армян, даргинцев, чеченцев, ногайцев и других национальностей. Отчасти поэтому все столкновения между представителями разных народов автоматически рассматриваются через призму межэтнических отношений, даже если изначально они носили бытовой характер. Конфликты в Ставрополье возникали и продолжают возникать между разными этногруппами, а вовсе не только между русским и "нерусским" населением.
Итак, вопрос межнациональных отношений в Ставрополье гораздо глубже, чем может показаться на первый взгляд. Одними запретительными миграционными мерами его не решить, нужны конкретные программы по интеграции местного полиэтничного населения в единый социум. Однако до сих пор федеральные власти не проявляли к проблеме должного внимания, оставив все на откуп местным чиновникам.
Все чаще в последнее время эксперты и чиновники говорят о проблеме оттока русского населения из региона. Только Буденновский район, куда ежегодно приезжают до 300 дагестанских семей, в 2011 году покинуло около пяти процентов русских. Пока, несмотря на национальный винегрет, русские составляют около 80 процентов населения Ставрополья. Однако при сохранении таких темпов миграции уже через несколько лет этническая картина края изменится до неузнаваемости.
Единственной причиной отъезда русских нельзя однозначно назвать лишь "давление" со стороны приезжих с Кавказа. Люди уезжают в поисках лучшей жизни из-за отсутствия перспектив, работы, что в принципе характерно для российской периферии. Образовавшийся демографический вакуум заполняют вновь прибывшие из сопредельных северокавказских регионов. Естественно, происходящее обостряет страх оставшегося русского населения перед приезжими, растут ксенофобские настроения с обеих сторон.
По Гумилеву "этнос" - это не просто нация или общность похожих друг на друга людей, это коллектив, выделяющий себя из всех прочих: со своими традициями, укладом, некими нормами. Так что страх русского населения перед инородцами нельзя сводить к примитивному проявлению национализма. Люди боятся не "чужаков" как таковых, а изменений, которые могут коснуться привычной для них жизни. Они опасаются, что перемены затронут такие базовые социальные институты, как образование, религия, семья и брак. И их тревога небезосновательна. Приезжие, действительно, живут по собственным законам и не принимают установленных аборигенами правил. Поэтому коренное население и обращается к своей идентичности как к защитному механизму.
Деление на "приезжих" и "коренных" - лишь оформление этих страхов, которые в истории с хиджабами для местной школьной администрации получили наглядное подтверждение. Так, у представителей европейской цивилизации женщина в черном платке пока еще нередко ассоциируется с терроризмом, это своеобразный маркер опасности, и ни о каком межконфессиональном разногласии здесь речи не идет. Скорее о предрассудках.
Однако они возникают не на пустом месте. Как показывает пример Европы, рано или поздно российским властям придется задуматься о принятии законов, касающихся ношения хиджабов и прочих символов, подчеркивающих национальную и религиозную идентичность. И здесь они столкнутся с серьезной проблемой выбора. С одной стороны, "середина" в таких законах вряд ли возможна: всем угодить не получится, придется сказать либо "да", либо "нет". С другой стороны, дальнейшее игнорирование проблемы приведет только к еще большему накалу напряженности.
