Не играть с культурной идентичностью эксклюзив

Национальный акцент
Оцените статью  
  Рейтинг: 1
(Голосов: 1)
You Rated: Not rated
Поделитесь статьей
Не играть с культурной идентичностью

Как государство поддерживает народную культуру? Что нужно изменить в нынешней стратегии национальной политики? Где и когда в России пройдет всемирная фольклориада? Ответы на эти и другие вопросы в интервью статс-секретаря Министерства культуры России, заместителя министра Александра Журавского президенту Гильдии межэтнической журналистки Маргарите Лянге.

— Александр Владимирович, вы в свое время были инициатором и разработчиком стратегического документа, который сейчас спустя 5 лет, естественно, нуждается в корректировке. Что там нужно изменить? 

— Начнем с того, что инициатором был Президент Российской Федерации, а я возглавлял группу разработчиков, был одним из тех, кто готовил текст, разрабатывал основные положения. По прошествии такого количества лет произошли изменения, отразившиеся на нашей внутренней политике. Вернулся Крым, нельзя не учитывать проблему необходимости социокультурной адаптации иностранных граждан, прибывающих к нам для трудовой деятельности, в последние годы это касается не только крупных городов и мегаполисов.

Поэтому органы государственной власти и институты гражданского общества должны формировать механизмы интеграции, социокультурной адаптации прибывающих сообществ. Причем, это мировая проблема, а не только российская.

Однако в России, в отличие от многих западноевропейских государств, традиционно доминируют иные механизмы интеграции и адаптации инокультурных сообществ. 

— А какие, другие? 

— Западноевропейская цивилизация сформулировала свой подход так: интеграция через ассимиляцию. Это в равной мере относилось к прибывающим сообществам, которые принимали или планировали принять гражданство, и тем сообществам, которые гражданство не принимали, а прибывали вроде бы для временной трудовой деятельности. Но как показала история европейской иммиграции, все временное может оказаться постоянным. К примеру, для Германии это турецкое меньшинство, исламские сообщества, а также, так называемые, "поздние переселенцы" — этнические немцы с территории бывшего Советского Союза. 

— Наши бывшие соотечественники, как оказалось, крепко держатся за свою идентичность… 

— Которая к тому же двуязычная, ведь все они носители немецкого и русского языков, немецкой и русской культуры. Здесь они были советскими или российскими (казахскими, узбекскими) немцами, там, в Германии, для местных, они — русские. Эта двусмысленость социального статуса рождала реакцию наших бывших сограждан на специфический тип интеграционной политики Германии, который заключался в "интеграции через ассимиляцию":

прибывающие сообщества, поздние переселенцы, бывшие советские, российские, казахстанские немцы должны были стать "истинными бюргерами". Они должны были забыть свою специфическую идентичность, которая формировалась на протяжении нескольких столетий на территории Российской империи, Советского Союза, Российской Федерации.

Они должны были стать как все. А этого не получилось. Так же, как не получилось с турками, которых тоже хотели превратить в немцев, а этого не произошло ни в культурном, ни в религиозном, ни в ментальном отношении. 

— В чем здесь урок для России? 

— В том, что для успешной социокультурной адаптации трудовых мигрантов необходимо требовать элементарных знаний русского языка, отечественной истории, а для тех, кто принимает гражданство или уже принял — необходимо, прежде всего, формирование гражданской идентичности: мы — граждане России! Но при этом не играть с культурной идентичностью. Нужно понимать, что у людей иной культуры должны быть легальные возможности для удовлетворения своих этнокультурных потребностей. 

—  В каком виде? 

— Это может быть учет их языковой и культурной специфики в каком-то виде, есть сеть домов национальностей, общественных организаций...

— На память приходит недавний скандал вокруг изучения родных языков, который в прошлом году затеяли некоторые наши республики... 

— Это иная история. Заключающаяся в непропорционально большом количестве часов на преподавание государственных языков республик в ущерб преподаванию русского языка, как государственного языка Российской Федерации.

Такого быть не должно. Потому что русский язык и русская культура — это то, что нас объединяет и формирует нашу гражданскую, общенациональную идентичность как граждан России. 

Объединяющая нас русская культура, российская цивилизация вбирает в себя славянский и финно-угорский, тюркский и кавказский культурные коды.
Поэтому давно уже дан внятный ответ на вопрос можно ли считать русскими писателями и поэтами Пушкина, Достоевского, Гоголя, Пастернака, Ахматову и Бродского, не являющихся великороссами с этнической точки зрения.
Русская (в широком смысле слова) культура вобрала в себя множество культур народов, проживающих на территории нашей большой Родины.

Этот культурный синтез, который рождался на территории громадной, динамично развивающейся империи, был устойчив благодаря большому количеству социальных лифтов, созданных государством для представителей разных народов и религий.

Старообрядцы, например, составляли основу российского купечества, а, отчасти, и промышленников. Кавказские народы преуспели в военной службе. Приобретение представителями разных народов личного или потомственного дворянства через гражданскую и военную службу империи или высочайшее пожалование за особые заслуги — это тоже был один из социальных лифтов, которые формировало государство. И, конечно, серьезным социальным лифтом в 19-начале 20 века стало высшее образование, которое позволяло талантливым представителям разных сословий самореализоваться, преодолеть сословную ограниченность или ценз оседлости. Позже система социальной вертикальной мобильности была сформирована и в Советском Союзе. Важно, чтобы все было очень тонко и в меру, не нарушало социально справедливости и работало на общую гражданскую идентичность. 

— По поводу меры. Часть национальных активистов говорят, что в нашей стране язык и культура лучше защищены, если есть элементы государственности в рамках Российской Федерации. И именно к этому нужно стремиться любому этнокультурному сообществу, чтобы обрести некое подобие государственности для сохранения родного языка и культуры. В пример ставят всегда Татарстан. 

— Государство у нас федеративное. Да, есть административно-территориальные образования, где учитывается этнокультурная специфика и традиционное расселение народов России. Но я бы не сказал, что само по себе наличие такого административно-территориального образования определяет способность народа сохранить свой этнический малый культурный код. Потому что наш большой культурный код (общероссийский), большая наша Российская цивилизация — это ключевое условие для выживания малых сообществ. Государственная культурная или национальная политика формируется во многом именно на федеральном уровне, а не на уровне муниципальных образований или регионов.

Возьмем пример Финляндии, которая ассимилировала карел до такой степени, что подавляющее большинство финских карел родным карельским языком не владеют, зная только финский язык.

Потом Финляндия ратифицировала Европейскую хартию региональных языков или языков меньшинств, но меры защиты карельского языка приняты малозначительные, параллельно финскими учеными доказывается, что карельский язык является диалектом финского. Карельский эпос "Калевала", составленный русским ученым финского происхождения Элиасом Лённротом, на основе карельских рун, ныне почему-то именуется карело-финским или вообще финским. А ведь "Калевала" — это часть нашего нематериального культурного наследия, часть общероссийского культурного кода.

Если финны и финны-меянкиели, проживающие в Швеции, в значительной степени утратили свою языковую идентичность в результате сознательной государственной ассимиляционной политики, то какой смысл говорить о том, что эта идентичность может сохраниться на уровне регионов или муниципалитетов?

Советский период нашей истории свидетельствует: могли быть автономные республики (та же Татарская АССР), но если на федеральном уровне не было понимания, что необходимо сохранять национальные школы или хотя бы факультативное присутствие родных языков в общеобразовательной школе, то и не было никаких защитных механизмов.

Другой пример. В 20-30-х годах ХХ века подавляющее большинство населения Советского Союза в национальных регионах не знало русского языка. Не было русского языка, как основного предмета, преподаваемого в школах национальных республик и в нерусских школах. И только с 1938 года преподавание русского языка стало обязательным в школе, стала осуществляться государственная политика по внедрению русского языка, как государственного.

Необходимость преподавания русского языка, как предмета изучения в школах национальных республик и областей, объяснялось тремя мотивами: в условиях многонационального государства, каковым являлся СССР, знание русского языка должно быть мощным средством общения между народами СССР, способствующим их дальнейшему хозяйственному и культурному росту; овладение русским языком способствует дальнейшему совершенствованию национальных кадров в области научных и технических познаний; знание русского языка обеспечивает необходимые условия для успешного несения всеми гражданами СССР воинской службы.

Эволюция государственной языковой политики привела к тому, что при сохранения преподавания и изучения национальных языков русский язык стал культурной основой для развития общей российской цивилизации, одной из скреп, которые сшивали пространство общих смыслов и общих возможностей.

Потому что, если ты не знаешь языка, ты не можешь поступить в вуз. И вузы возникли на национальных территориях благодаря чему? Благодаря тому, что появилась своя национальная интеллигенция. Но эта интеллигенция появилась благодаря кому? Благодаря тем людям, которые эту национальную интеллигенцию обучали, приезжая и выстраивая в республиках систему образования, в том числе, высшего. 

— Сейчас в ряде республик в вузах приоритет отдается преподаванию на национальных языках, а вовсе не на русском. Нужно ли прописывать в Стратегии вот эту степень, до которой государство поддерживает национальную культуру, а дальше, допустим, оно уже укрепляет общегражданскую идентичность? Или как кто интерпретирует на местах, так оно и будет? 

— В Стратегии невозможно прописать абсолютно все. Для этого есть нормативно-правовые акты, есть образовательные стандарты. Невозможно прописать в Стратегии государственной национальной политики соотношение часов на русский язык и государственные языки республик, например. В этом и нет такой необходимости. Стратегия — это документ общих базовых принципов, целей и задач. Дальше включается система государственного управления, которая учитывает, с одной стороны, федеративное устройство нашей страны, а с другой — общенациональные и общегражданские интересы.

Поскольку если не будет языковой, ментальной, социокультурной скреп, если граждане Российской Федерации на вопрос: "кто Вы?" будут выдвигать преимущество локальную идентичность — "я — носитель той или иной географической, этнической или религиозной идентичности", то у нас рано или поздно возникнут серьезные угрозы единству и целостности страны. Советский союз уже прошел этот путь.

И не надо питать иллюзий в духе 1990-х, что самостоятельно, будучи маленьким, небольшим образованием, или — как некоторые из числа творческих и национально озабоченных политических региональных элит тогда мечтали — даже независимым государством, без "русского ярма и русских колонизаторов", смогут построить свой маленький уютный мир. Это не получится. Не получилось даже у Украины, которая, как она полагала, самодостаточна с точки зрения ресурсов и была побогаче многих территорий современной России. Почему не получилось? В том числе и потому, что Украина в ее нынешних границах — это сложносоставный организм. Иногда искусственно составленный, если мы говорим о Крыме, некоторых западных и восточных территориях. И потому, что самостоятельно, без уступок и жертв пройти путь выстраивания внешнеэкономической и внешнеполитической кооперации чрезвычайно сложно.

— В отличие от 2013 года, когда чуть ли не половина населения считала плохими межнациональные отношения в стране, сейчас цифры социологических опросов очень радужные: в межнациональной сфере у нас все хорошо — число довольных доходит до 90% — в зависимости от региона. Может быть, задача выполнена и никакая Стратегия больше не нужна? 

— Надо посмотреть на эту социологию, кто ее и как собирает. Ещё работая в Минрегионе, столкнулся с тем, что на прямо поставленный вопрос получаешь один ответ. А задашь вопрос немного иначе, получаешь другой результат. Приведу пример. На вопрос "Относитесь ли вы негативно к какой-либо национальности, проживающей в вашем регионе?", подавляющее большинство говорит: "Нет, не отношусь".

Но на вопрос "Одобрили ли бы вы решение властей по выдворению представителей некоторых национальностей, проживающих на территории вашего региона?" мы вдруг получали ответы, которые нас обескураживали.

И в национальных республиках, и в центральной России. Многое зависит от того, как задать вопрос, что мы хотим зафиксировать.

— То есть вы хотите сказать, что вся эта оптимистичная социология — это грамотно заданные вопросы, чтобы получить хороший результат? 

— Нет, я не могу так утверждать. Просто хочу сказать, что в социологии один вопрос должен дополняться другими, чтобы понять, что в действительности происходит. Социология — это не панацея с точки зрения мониторинга динамики изменений, она не способна, например, зафиксировать процесс трансграничных и межрегиональных изменений хотя бы потому, что методология соцопросов выстроена по региональному принципу. Вообще у мониторинга, как и у врача, нет задачи радостно рапортовать об отсутствии проблем у пациента, потому что правильный диагноз — половина успеха последующего лечения.

— В каком состоянии сейчас народная культура, национальная культура, этническая? Последние три года Вы отвечаете в Министерстве культуры именно за этот участок работы.  

— Я не только за это отвечаю. Как статс-секретарь-замминистра отвечаю за нормативно-правовое регулирование, взаимодействие с Советом Федераций, Государственной Думой. Кроме того, курирую вопросы господдержки искусства (включая театры, филармонии) и народного творчества… 

— Стало быть, и фольклор! 

— Да, фольклор и народное творчество. В этой сфере в стране произошли существенные изменения в 2016-2017 годах, когда Президентом и Правительством были приняты очень важные решения с точки зрения поддержки проектов развития региональной культуры. У Минкультуры сейчас есть гибкие и постоянно совершенствующиеся инструменты поддержки кинофикации сельских территорий и малых городов. А это возможность людям увидеть национальное, в том числе кино. Поскольку условиями этой кинофикации является 50-процентная доля показа национального (российского) кино. Какое это имеет отношение к национальному вопросу? А вот имеет, потому что в некоторых регионах появляются феномены национального кинематографа, не общенационального… 

— А скорее этнического, территориального. Это Якутия, Марий Эл… 

— Феномен якутского кино мы презентовали на международной конференции "ФИПРЕССИ" — организации, объединяющей кинокритиков разных стран мира. Презентация состоялась на Санкт-Петербургском международном культурном форуме в ноябре прошлого года и вызвала серьезных интерес мировых критиков из очень авторитетных зарубежных изданий, специализирующихся на кино.

Все были поражены тем, что якутское этническое кино в регионе часто более популярно, чем американские блокбастеры. 

Кстати, на последнем Московском международном кинофестивале, завершившемся 26 апреля, главный приз "Золотой святой Георгий" впервые получило именно якутское кино — фильм Эдуарда Новикова "Царь-птица".

Если возьмем упомянутую Вами Марий Эл, то здесь сформировался другой феномен.
Здесь, с одной стороны, уже более 15 лет назад зародилось мощное интернет-движение, продвигающее марийскую культуру (интернет-радио, интернет-телевидение), а с другой, появились кинематографисты, которые обращаются к марийской теме не будучи сами этническими марийцами (тот же Алексей Федорченко с "Небесными женами луговых мари"). Культура чрезвычайно важна, потому что это тот сосуд, в котором сохраняется цивилизационная идентичность, в том числе и языковая.

Как еще поддерживаем региональную культуру, этническое многообразие? В 2017 году мы запустили два крупных проекта по поддержке театров в городах с населением до 300 тысяч населения, охватив в прошлом году 149 таких театров по стране. Почти столько же детских театров.

Среди этих детских театров и театров в малых городах есть и те, которые специализируются на национальной тематике, делают постановки на языках народов России.

Министерство выделяет ежегодные субсидии — на поддержку театров в малых городах около 670 млн рублей, на детские театры — в этом году 890 млн рублей. На что идут эти деньги? На новые постановки и техническое оснащение театров. При этом, механизм поддержки совершенствуется. Например, по просьбе Татарстана мы расширили спектр театров, которые могут получать государственную поддержку, включив и те, что находятся в поселках городского типа, в сельской местности. Есть так называемые театральные гранты региональным театрам, благодаря которым ежегодно несколько национальных театров получают поддержку новых постановок. В этом году в рамках Биеннале театрального искусства состоится Всероссийский фестиваль национальных театров. Кстати, многие актеры этих национальных театров являются выпускниками специальных, так называемых, национальных групп при Щепкинском или Щукинском театральных институтах. Регионы по-прежнему направляют в эти известные московские вузы целевым набором студентов — будущих артистов для национальных театров. 

— И опять это касается только республик. А вот народы, которые не имеют республик, они не могу организовать этот целевой набор.

— У нас в любой республике проживает не один только "титульный" народ. 

— Но такие преференции получают, как правило, представители "титульного" народа. 

— Не соглашусь. Тот же Дагестан — многонациональный, это всегда учитывалось региональной власью. И в Якутии не одни якуты живут. Ямал и многие другие регионы, богатые и не очень, обращают внимание на национальную культуру, стремятся к взвешенным кадровым решениям. Не всегда это получается в силу определенных и понятных нам человеческих причин, но для этого и существуют федеральные органы власти, контрольно-надзорные органы, которые должны вовремя обратить на это внимание, посоветовать или, если это приобрело формы нарушения конституционных прав граждан, пресечь нарушения.

Наша федеральная задача — создать условия для формирования общества равных возможностей, где доступ к культурным благам будет обеспечен всем гражданам страны, вне зависимости от места проживания гражданина и его этнической принадлежности.

Чтобы понять масштаб наших министерских программ приведу несколько фактов и цифр. Финансированием новых постановок и техническим оснащением охвачена практически половина всех региональных и муниципальных театров страны. При нашем содействии в 2017 году было поставлено более 700 новых театральных постановок. Представляете себе?! А еще мы создали мощную систему гастрольных проектов: в прошлом году 239 театров гастролировало при федеральной поддержке. Чтобы вы понимали масштаб — в стране существует 614 театров ведения органов культуры. 

— То есть каждый третий участвовал в этой программе?

— А в этом году будет каждый второй.

— Давайте все-таки вернемся к фольклору и к распространенному мнению, что фольклорные коллективы, которые существуют при государственной поддержке, это такой нафталин, который современной молодежью вообще не воспринимается. И поэтому, возможно, и не нужно это все поддерживать из государственных средств. Как вы относитесь к такой точке зрения? Что делать с фольклорными коллективами? Можно ли их сделать интересными и молодому поколению тоже? 

— У нас несколько иной взгляд, хотя про нафталин слышал, в том числе от деятелей культуры. Но фольклор, это то, что является аутентичной, корневой, родной культурой народов, проживающих на территории Российской Федерации.

Этот аутентичный фольклор катастрофическими темпами исчезает. Мы в лучшем случае можем воспроизводить то, что было некогда зафиксировано.

И хотя даже сейчас в отдаленных, преимущественно сельских территориях можно зафиксировать то, что является фольклором, этот фольклор уже прошел через горнило советского периода. Поэтому возникло множество частушек на советские темы от коллективизации до перестройки. Это само по себе интересно, но уже не столь аутентично, хотя музыка может быть народная, напевы могут сохраниться с 19-го, 18-го веков и даже ранее. Но тексты уже либо 20-го века, либо даже 21-го. Мы и дальше будем поддерживать фольклористов и это научное направление. Поддерживает Министерство и ведение отдельного реестра нематериальных объектов культурного наследия. В этот свод вносится описание объектов нематериального культурного наследия – фольклорных, музыкальных, танцевальных, праздничных народных традиций, иных проявлений аутентичной традиционной культуры народов России.

В 2020 году вместе с Международным организацией CIOFF в Уфе будем проводить Всемирную фольклориаду. Это будет уже шестая всемирная фольклориада. Предыдущие проходили в Нидерландах, Японии, Венгрии, Южной Корее, Мексике.

Нам важно показать свое культурное многообразие, показать, что это живая культурная традиция. Вместе с тем, мы поддерживаем проекты, направленные на популяризацию фольклора — через такие нетривиальные проекты, как "Музыка земли", где представляется синтез аутентичной музыкальной традиции и академической. Более того, в рамках этого проекта заказывается музыка молодым современным композиторам при условии яркого и убедительного представления этого самого синтеза. Такие проекты вызывают интерес у молодежи. Как, впрочем, и этнический дизайн, этническая музыка. Сегодня ключевым условием успеха актуализации и популяризации фольклора является репрезентация его доступными для молодого поколения средствами, в том числе и посредством соцсетей и компьютерных игр.

Тэги
Поделитесь статьей