"Как вы лодку назовете, так она и поплывет," - утверждает капитан Врунгель и тем самым выдает в себе знатока старинных морских традиций. С лихим моряком, бороздящим мультипликационные моря-океаны, полностью согласны поморы. Чем более дальним и опасным был поход судна, тем большей обережной силой должно было обладать его имя.
На дальние промыслы отправлялись корабли с именами особо чтимых святых: "Изосима и Савватий", "Св.Антоний", "Св. Петр", но чаще всего "Св.Николай". К слову, историки установили, что в 1907 году из 198 кораблей приписанных к Архангельскому порту, 167 носили имя Святителя Николая, издревле почитающегося как главного заступника моряков. Поморы своего небесного покровителя так и называли - Никола Морской Бог. Как и при крещении ребенка, имя судна выбирал священник. Но мнение "родителей" - хозяина и кормщика (позднее капитана) – тоже учитывалось. Имел корабль и свою крестную мать, которая молилась на берегу за судно весь срок его плавания.
А уж поморы знали толк в дальних походах! Задолго до петровских реформ жители Русского Севера зарекомендовали себя непревзойденными мореходами и стали первооткрывателями многих полярных земель и главных трасс Студеного моря или Северного Ледовитого океана, каким мы его знаем сейчас. Похоже, что и до Сибири поморы тоже первыми добрались. И в 1601 году построили на реке Таз "златокипящую Мангазею" - первый русский город на таежных берегах.
В основе северорусского флота был одно- или двухпарусный коч – единственный в то время тип морского судна ледового класса, гениальное изобретение для арктических вод. Его название, скорее всего, происходит от новгородского слова "коца" - "шуба ледяная" и отсылает к его главной конструктивной особенности. В районе ватерлинии у поморского коча имеется вторая "ледовая" обшивка. Корпус "ледохода" имел яйцеобразную форму, наиболее удобную при ледовом сжатии. Когда коч застревал во льдах, его не сжимало, а просто выдавливало на поверхность, и судно могло дрейфовать вместе со льдами. Изначально кочи строили без применения металла: к скрепленному деревянными нагелями набору корпуса пришивали ремнями доски обшивки. Малые кочи применялись для плаваний в устьях рек. А большие - вмещали до 200 (!) тонн груза. Для сравнения - грузоподъемность каравелл Колумба и Магеллана не превышала 120 -160 тонн.
В 1555 году в Кольскую бухту зашла шхуна Стивена Барроу. Английский купец, который одним из первых европейцев проник в Студеное море и оставил тщательные записи своих походов, не уставал восхищаться поморскими "лодями" и мастерству их кормчих: "22 июня мы выехали из реки Колы со всеми русскими лодьями. Однако, плывя по ветру, все лодьи опережали нас; впрочем, согласно своему обещанию, Гавриил и его друг часто приспускали свои паруса и поджидали нас".
Корабль служил помору домом, опорой, надеждой. А ходили северяне исключительно "по своей вере", доверяли только собственным рукописным лоциям, которые и берегли как зеницу ока. На судне кормщик хранил лоцию в подголовнике, а дома – за божницей. На первой странице лоций нередко была молитва, мореходы знали, в какой непростой путь уходят.
Кстати, хоть и принято считать, что корабль, море и женщины понятия несовместные, а все же в охранительной магии дамам поморы отводили особые роли. Так при спуске на воду поморочки помогали при совершении обряда водоносья - окуривании и наливании корабля водой. Для удачи всего экипажа важно было и то, чтобы кормщик непременно был женатым. Иначе, на срок пока корабль в море, ему выбирали "подставную" жену. Оставшиеся на берегу женщины внимательно наблюдали за погодой и при неблагоприятном ветре или шторме старались море умилостивить – "покормить". Знали поморские жены и секреты вызова нужного ветра. А если в нужный срок мужья и сыновья не вернулись, то могли исполнить на берегу ожиданьица, произнести заговоры на открывание обратного пути пропавшим.
