Памятный знак установлен в алтайском селе Заводском в память о представителях разных народов, которые в военное время подверглись политическим репрессиям, были сорваны с родных мест и отправлены в эти места на заготовку леса. Многие из этих людей остались там навсегда, в братских могилах под соснами.
История знака такова. Вначале на лесной деляне около поселка на соснах появились ленточки. Так были отмечены деревья, которые планировались к заготовке.
Однако местные жители помнили, что как раз на этом месте расположены братские могилы заключенных Сиблага. Сбор документов, обращение в краевое управление природных ресурсов и экологии – деляну трогать не стали.
– Первое, что мы сделали, – поставили поклонные кресты, поработали там, где были землянки, нашли много предметов быта спецпоселенцев. Потом в дело пошли архивные документы. И вот теперь нам удалось поставить на этом месте памятный знак, – рассказывает Мария Поливцева, активистка и инициатор работ по репрессированным в Троицком районе.
На церемонии открытия памятного знака они делились своими воспоминаниями, заново переживали тяжелые годы.
Леонид Кулиш попал в лагерь для заключенных в Троицком районе 10-летним пацаном в сорок пятом году. Во время войны семью Леонида забрали в плен в Германию как этнических немцев. А после освобождения их признали неблагонадежными.
– Мы с товарищем пошли в первый класс тогда, а что делать – война учиться не давала. Зима была очень суровой. Умирали люди: немцы, белорусы, калмыки, русские. А сколько было несчастий в лесу! Нас, несовершеннолетних, посылали на тяжелые работы, хотя не имели права. Семнадцатилетнюю девушку по фамилии Пак проткнуло суком сосны, так ее и похоронили с обломком дерева в груди, очень быстро. Наши власти боялись… Ваня Штельтер попал под груженные лесом сани. За час до Нового года надо было срочно погрузить вагоны, нас, подростков, заставили подвозить лес, а взрослые грузили. Сани пошли немного под откос, и парень упал, – говорит Леонид Кулиш.
Иван Басангов, сегодня уважаемый человек, ветеран труда и член Общественной палаты Республики Калмыкия, тоже был спецпоселенцем:
– Мы все тогда были мальчишками и девчонками, такими, как наши внуки сегодня, а вспоминая годы жизни в Сибири, каждый из нас завершает молитвой: пусть наши внуки никогда не увидят того, что пережили мы, – говорит он.
А пережить прошлось многое. В его памяти навсегда останется долгая дорога в Сибирь в товарных вагонах. Через три-четыре дня люди начали умирать. На остановках возле каждого вагона стали выкрикивать: "Мертвые есть?" Выносили закоченевшие тела, никто не видел, как их хоронили, никто не спрашивал, как их звали. Только слышно было, как бабушки тихо молились вслед. Никто из взрослых не знал, куда их везут, когда закончится полный лишений путь. После Барнаула на каждой остановке стали отцеплять по два вагона. Наконец поезд с оставшимися остановился. Дальше никакой железной дороги не было. Сказали, что повезут на подводах. Кругом, куда ни глянь, глубокий белый снег и темный лес. Поселенцев на лошадях привезли куда-то, потом объявили, что это 108 участок Боровлянского леспромхоза. Там стояло несколько бараков, в которых и оставили жить прибывших. Каждой семье отвели по одной комнате.
В первую же зиму мы похоронили маму, когда я был в четвертом классе, не стало отца, от ран, полученных на войне, умер муж сестры. Но Алтайский край – это мое детство. А детство – это все равно счастливое время. На Алтае я познакомился с мальчиком Ваней Кузнецовым. Я подарил ему пару значков, оставшихся от старшего брата, и кожаный портфель. Он немного старше меня, и ему пора было идти в школу. Ваня так обрадовался и сказал: "Олста (так меня тогда звали по названию урочища, в котором я родился), давай дружить по правде и давай тебя будут звать Ванькой, как и меня!" С тех пор меня зовут русским именем Иван. Мне скоро 80, я вернулся домой в родную Калмыкию, но я с благодарностью вспоминаю Алтайский край и Троицкий район, жителей, которые помогли нам тогда пережить это непростое время.
Из Общественной палаты Республики Калмыкия в адрес редакции пришла копия телеграммы:
"С глубоким удовлетворением и поддержкой воспринимаем вашу большую, благородную работу по установке памятного знака жертвам репрессий. Старшее поколение калмыков помнит доброту и сострадание русских сибиряков, деливших с нами судьбу, хлеб и картошку…"
Иван Немгирович Басаргов был на Алтае дважды, ездил на могилки родителей, посещал родную школу. Хотел бы побывать еще раз, вдохнуть запах черемухи, обняться с соснами.
На памятном знаке есть надпись "Жертвам репрессий", и, как было оговорено на официальном открытии, речь идет не только о тех, кто был в спецпоселениях Троицкого района. Здесь теперь можно вспомнить всех, кто пострадал от режима в нашей большой стране.
Тэги
