Серьезные структурные изменения произошли в этническом составе дагестанского общества. Процессы социальной маргинализации создали и совершенно новую этническую ситуацию в городах республики, связанную с появлением новой, обладающей особой объектностью, большой массы людей. Эту особую объектность я бы охарактеризовал как этническую маргинализацию. Появилось целое поколение людей, которые относят себя к тому или иному этносу Дагестана и в то же время не знают родного языка, говорят на русском языке, носят европейскую одежду, практически не соприкасаются со средой, носителем языка, обычаев и традиций, культуры этноса, к которому они себя относят. Кто они? К какому этносу они относятся? Субъективно, они относят себя к тому или иному народу Дагестана. Но любой сторонний наблюдатель, анализирующий объективные признаки этого поколения, скажет, что у этих людей нет никаких объективных признаков, позволяющих отнести их к той или иной известной народности Дагестана. Налицо реальное противоречие между самосознанием личности и объективностью. Самосознание всегда предполагает субъективную оценку, самоидентификацию через осознание принадлежности к некоей общности людей, имеющей имя – аварцы, даргинцы, кумыки, лезгины и т. д. Но какое измерение имеет такая самоидентификация, насколько она истинна? Когда житель Кумуха идентифицирует себя как лакца, а житель Гергебиля идентифицирует себя как аварца, здесь субъективная идентификация совпадает с объективной. Такая самоидентификация является истинной, ибо в ее основе лежат рациональные посылки. Когда же житель Махачкалы во втором или третьем поколении идентифицирует себя как лакца или аварца, то такая самоидентификация является относительной. Очевидно, что здесь в основе самоидентификации лежат не столько некие рациональные посылки, а сколько эмоциональные.
Учитывая то, что уже сегодня в республике большинство жителей живет в городах, и тенденции роста городского населения в обозримой перспективе будут сохраняться, именно это поколение уже сегодня определяет и чем дальше, тем больше будет определять содержание, характер и динамику политического пространства в республике. Именно представители "пятнадцатой народности" (из более 40 этносов, проживающих в Дагестане наиболее многочисленных 14 - прим. ред.) будут в перспективе носителями духовной, экономической и, самое главное, политической власти в республике, именно из них будет рекрутироваться национальная элита республики. Они прекрасно владеют русским языком, что позволяет им безболезненно ориентироваться в общественно-политическом процессе. Они получают лучшее образование, что позволяет получать и лучшие рабочие места. Они воспитываются в конкурентной среде, что уже дает более высокие шансы для карьерного роста. По сути, этнические маргиналы превращаются в доминирующий социальный слой республики. При этом доминирующий "этнос" в республике не будет уже обладать объективными признаками того или иного народа республики.
Вместе с тем, нельзя не видеть и возможные негативные последствия появления новой "пятнадцатой народности" Дагестана.
Во-первых, поскольку групповое поведение "пятнадцатой народности" имеет скорее эмоциональную, чем рациональную основу, таким поведением легко манипулировать в корыстных политических интересах. В свое время вдохновителями основных идей национальных движений являлись именно представители городской интеллигенции, оторванной от объективных корней собственного этноса. Эмоциональный характер самоидентификации делает их легко возбудимыми, способными на быструю мобилизацию. Достаточно в этой связи вспомнить известные события, связанные с захватом Дома Правительства республики.
Во-вторых, эмоциональная самоидентификация не является достаточно прочной, она подвержена изменениям и перепадам. Она может меняться под влиянием политических партий, институтов и интеллектуалов, которые, конструируя этнические, мировоззренческие и культурные различия, внедряют их в головы людей с неустоявшейся идентичностью. Уже очевидно, что именно "пятнадцатая народность" является сегодня основным объектом религиозной экспансии ислама, особенно его крайних политизированных форм. Такая экспансия оказывается достаточно успешной, поскольку субъективная этническая самоидентификация, лишенная объективных оснований, находится в поиске более прочных оснований идентичности. И религия дает эти основания, создавая иллюзию причастности к традициям, обычаям и укладу жизни этноса.
В-третьих, эта категория людей более подвержена всяким националистическим заскокам, как это не звучит парадоксально. Оторванные от действительной национальной почвы, с ослабленной генетической памятью, живущие больше мифами о предках и истории собственного народа, они склонны воспринимать в гипертрофированном виде даже маленькие проблемы, возникающие на национальной основе, или же интерпретировать многие общественные проблемы сквозь призму национализма. И, действительно, в этой среде представления о другом народе формируются не на основе знаний о культуре и быте народа, а в большей степени на основе слухов, мифов, штампов, предубеждений и даже анекдотов. Не имея собственной идентичности, не обладая знаниями родного языка, не будучи носителями культуры своего народа, они в большей степени склонны относится с пренебрежением и к культурному своеобразию других. Дело обстоит именно так, как в свое время подчеркивал академик Д.С. Лихачев: "Чем ниже культура, тем безразличнее она к культурам других стран и эпох".
Эти негативные факторы могут актуализироваться в республике лишь при двух условиях – этнократичности и нелегитимности политической власти в республике.
К большому сожалению, многие наши проблемы проистекают из того, что мы не имеем общедагестанского духовного стержня, общего для всех этносов республики. Мы не создали великих философов и мыслителей, способных озвучить эту духовность. Мы не родили выдающихся политиков, способных на практике реализовать общедагестанскую идею. Да был Имам Шамиль, величина мирового масштаба, но идеи исламского теократического государства не были восприняты всеми народами Дагестана, кроме того, они пришли в противоречие с геополитическими реалиями Дагестана. Да был великий Расул Гамзатов, но его творчество к другим народам республики пришло в силу нашей полиэтничности уже как явление русской культуры. У нас по сей день нет ответа на вопрос: "Кто мы?". То ли правоверные мусульмане, являющиеся частью исламской культуры, то ли наша идентичность связана с русско-европейской культурой. Мы не обладаем собственной идентичностью, оно смутно.
Мы испытываем острейший кризис легитимности власти на всех его уровнях. Легитимность власти подрывается непрекращающимися политическими убийствами и террористическими действиями, острой межклановой борьбой внутри политической элиты, отсутствием ощутимых экономических успехов. Мы двадцать лет играем в демократию. При этом мы ни разу не получили власть избранную действительно демократическим путем ни на уровне республиканском, ни на уровне муниципальном. Может быть, пора перестать играть в демократию? Может быть, мы до нее еще не доросли? Ведь живут же во многих странах люди без демократии и, в общем-то, вполне благополучно, главное чувствуют себя в безопасности.
Действительная демократия в республике пока не возможна, псевдодемократия безопасности людей – главного права человека – не обеспечивает. Следовательно, нужно уйти от псевдодемократии.
Фрагмент выступления на всероссийской научной конференции "Дагестан и дагестанцы: взгляд на себя и взгляд извне", ноябрь 2012 года.
Тэги
