8 марта 1944 года началась депортация балкарского народа. В Среднюю Азию отправили не менее 37 713 человек. К 70-летию траурной даты в Кабардино-Балкарии вышла книга "Балкария: депортация. Свидетельствуют очевидцы" Марии и Виктора Котляровых. Авторы объехали все балкарские поселки и записали воспоминания десятков людей, переживших сталинскую депортацию. "НацАкцент" публикует отрывки из книги с рассказами о судьбах этих людей.
Вспоминает Зухра Кучмезова:
Когда нас выселяли, был март, как никогда ясный, снега не было. Когда нас высылали, мы дома были вдвоем, мачеха в это время находилась в гостях у своей сестры. Ее выселили вместе с сестрой, а нас с братом. Брат был младше меня, его звали Чотай Кучмезов. Ему было лет 16–17, не больше. Мы с собой взяли немного кукурузы, картошку, немного вещей. Мы были молодые, и слушали советов старших. Мы взяли ценные вещи, которые были в доме: материн серебряный нагрудник, пояс, там потом продали, когда голод был. Все хорошие вещи, такие как одеяла, тоже продали. Нас вывозили по очереди, не все село сразу. Нас привезли на вокзал, разгрузили наши вещи и начали распределять по вагонам. Каждый сидел в своем уголке, на своих вещах.
Мы попали в Казахстан, в город Джелалабад, в колхоз им. Лермонтова. Погода там была не очень холодная. Сперва нас собрали в один большой барак. Потом поселили в плетеные сарайчики, в которых ползали летом змеи, но они не кусались. Колхоз плохой, бедный. Воды мало было. Кушать было нечего. Мы стали работать в этом колхозе и за это нам давали 2–3 килограмма кукурузы или муки на каждого человека.
Вспоминает Замхари Жилкибаева:
1944-м мне было 9 лет. Помню, как с поезда упал старик, он потерялся. Так его там и оставили, никто искать не начал. Там еще многие люди падали с поезда, терялись. Рано утром мы приехали на Вишневскую станцию (Акмолинская область, Казахстан). Шамар и Жансурат, мои родственницы, учителями были в Верхней Балкарии. Мы вместе с этими двумя женщинами пришли в один барак. Я не помню, какой был месяц, помню только, что где-то лежал снег, а где-то уже трава появилась. Бараки были как землянки, в них нужно было спускаться по ступенькам. Кто первый зайдет, тот лучшее место выбирает. Один старик сделал жернова, чтобы молоть зерно, делали лепешки. У кого есть ничего не было, вещи брали, ходили по селам продавали, меняли. А в поселке жили русские, казахи, корейцы. Возле нашего барака жили корейцы, у них была корова, молоко они нам давали. На запасном пути там стояли вагоны, в них жили русские женщины, солдаты. У кого была шерсть, те пряли, эту пряжу продавали.
Наши люди работали на железной дороге, они ее ремонтировали, прокладывали новые рельсы. Строили мост. Мы, дети, туда ходили, смотрели на камни и мечтали, что могли бы съесть хлеб размером с камень, который побольше.
Вспоминает Люба Боттаева:
Одна женщина рассказывала, что за один год на выселении она похоронила пятерых детей, было шестеро, остался один. Дети умерли от голода. Мама рассказывала, что у одной женщины был единственный сын, он умер зимой, хоронить некому было, и она его похоронила у себя в землянке, сама выкопала ему могилу. После этого ей по ночам слышался его крик, от этого она сошла с ума. Она ходила по берегам Иссык-Куля и звала его. Когда люди поняли, в чем дело, то они уже весной откопали этого ребенка и похоронили его.
Мама рассказывала, что работу им стали оплачивать только после двух лет пребывания на новом месте. Люди стали чувствовать, что жить можно. А первые два года очень многие умирали с голоду.
В 1985 году я ездила в Киргизию и сравнивала жизнь балкарцев, которые остались там, и местного населения. Выяснилось, что балкарцы живут материально лучше, чем местное население, занимают руководящие посты, более приспособлены к жизни, чем киргизы. Я объехала все села, в которых приходилось жить моим родственникам, и везде наблюдала одну и ту же картину: наши балкарцы живут лучше, чем сами киргизы. Наши люди умели выживать, и эта способность отразилась во время переселения.
Вспоминает Зоя Мусукаева:
Когда я перешла в пятый класс, повзрослела, это был 1953 год. Мы были детьми, когда умер Сталин. В школе нам сказали, что нельзя ни бегать, ни смеяться. Одна моя подруга передала учителям, что я сказала: "Хорошо, что Сталин умер! Теперь мы уедем на родину". Она еще сказала, что я смеялась и прыгала от радости. Это было 5 марта, а 13 марта в школу пришел какой-то военный, меня вызвали к директору. Я пошла, на мне был пионерский галстук. Он мне сказал: "Сними галстук, и поехали к вам домой". Фамилия этого военного была Краснов. У нас дома он сделал обыск, а мы жили тогда бедно, что у нас в доме найти можно было? У нас ничего не было, кроме наших старых тетрадей и книг. Меня посадили в машину, все наши соседи это видели, все плакали, никто ничего не знал. Но все знали о том, что я так сказала. Но я-то знала, что этого не говорила. <...>
Меня судил военный трибунал. Я слышала мамин голос, но ее ко мне не пускали, я очень плакала, ее ко мне пустили. Маму мою пустили на суд, меня стали судить. Меня приговорили к 6 годам лишения свободы и 5 годам высылки. Я, маленькая девочка, не хотела сама одна оставаться, привязала маму к себе ее черным платком и сказала, что без мамы я сидеть не буду. В зале плакали. <...> Потом меня оттуда увезли, сначала на машине, а потом на поезде. Я и сама не знала, куда меня везут. Мама моя тоже не знала, куда меня увезли, у нее вообще никаких прав не было – спецпереселенка. По пересылкам, по тюрьмам ехала я так, наверное, месяца два. Нас везли по русским городам, и с поезда на поезд нас вели под конвоем. И все женщины причитали, увидев меня: "Такая маленькая девочка, да куда ж тебя везут?!". У меня на шее висела железка, на которой была указана статья, по которой меня посадили: 58"б". Просили, чтобы меня им отдали. После Оши у нас была пересадка в Красноярске, это тоже Сибирь, там мы были долго. Потом, наконец, мы приехали в Иркутск. В Иркутске в то время была девичья трудовая колония, где были дети до 16 лет. Я там сидела год и три месяца. Я там была самая младшая. Нас заставляли работать, я там слюду щипала, работала 4 часа. У нас в колонии было 800 девочек. Представьте себе, вырубленная тайга и большая зона, где жили и сотрудники, и преподаватели. Там, в этой зоне, я пошла в пятый класс. Там были разные девочки: кто за кражу сидел, кто, как и я, по 58-й – Сталину в газете глаза выколола, кто в туалет пошел с этой бумагой, где его портрет и т. д.
Вспоминает Мариям Жабоева:
Нас привезли в город Кизил-Кия Ошской области Киргизской ССР. Жителей оповестили, что едут чечены, для которых зарезать человека ничего не стоит. Первое время на нас и ходили смотреть, как на зверей, – спрятаться от этих взглядов было некуда.
Вспоминает М. Уянаев:
В поселке Кировском и близлежащих с ним многочисленных свекловодческих колхозах Талды-Курганской области Казахской ССР наряду с балкарцами проживали представители многих высланных народов – чеченцы, ингуши, курды, корейцы, крымские татары, западные украинцы, немцы. В большинстве своем они были заняты выращиванием и переработкой сахарной свеклы. Спецпереселенцам было запрещено покидать свои населенные пункты, но по воскресеньям, естественно, с разрешения комендатур, разрешалось ездить на базар, располагавшийся в поселке. Это была не только возможность приобретения продовольствия, но и своего рода отдушина для ссыльных – здесь встречались с родственниками и близкими, обменивались новостями, здесь общались и знакомились. На базаре выступали бродячие музыканты, молодежь участвовала в спортивных состязаниях – чаще всего они проводились по борьбе, в чайханах звучала разноязыкая речь. Знакомясь с укладом жизни, бытом, трудовыми навыками разных народов, люди становились ближе друг другу, проникались уважением к иным обычаям и традициям, перенимая лучшее в них. Пунктуальность, тщательность, чистоплотность немцев – высококлассных кузнецов, строителей, механиков; высочайшее трудолюбие азербайджанцев (выходцев из Нахичеванской области), добивавшихся поразительных результатов в земледелии; глубокие агрономические познания корейцев, позволявшие им получать невиданные урожаи лука, чеснока, перца, – все это перенималось и обогащалось новым опытом. В работе мы были не собратьями по несчастью, а такими же советскими людьми – любящими свою великую родину, стремящимися трудом своим облагородить и украсить ее.
Тэги
