Горный Алтай – один из самых впечатляющих регионов России. Величественные горы, быстрые реки, затерянные села и очень много снега. И, конечно, люди – привыкшие к суровому климату, они сохраняют образ жизни предков, потому что по-другому выжить здесь сложно. Все это я предвкушала задолго до поездки. А вот к чему оказалась совсем не готова – это к тому, что я, русская, вдруг окажусь на территории России в роли представителя экзотического меньшинства.

Первая остановка нашей совместной с томскими коллегами журналистской экспедиции – райцентр Улаган. До него пришлось преодолеть около 1500 километров через Томскую и Новосибирскую области, Алтайский край и Республику Алтай. Когда проезжали Барнаул, позвонил наш будущий респондент – главный зайсан (руководитель совета старейшин родов, до революции – представителей алтайской аристократии – прим. «НацАкцента») Степан Ельдепов – хозяин дома, где договорились переночевать.

- Вы где? В Барнауле? Завтра приедете? У нас снег на перевале!

Наши уверения, что приедем непременно сегодня, собеседник на том конце провода воспринял настолько скептически, что казалось, даже через телефонную трубку слышно как выразительно он качал головой:

- Снег на перевале!

Степан Иванович позвонил еще несколько раз, продолжая повторять про погоду в горах. Впрочем, когда добрались до упомянутого перевала снега мы не заметили. Возможно, потому, что глубокой ночью заметить проблематично было даже сам перевал. Но заботу оценили: далеко не каждый так беспокоится о, что греха таить, незваных гостях.

Улаган – большое село, в котором проживает более трех тысяч человек. Есть почта, школа, несколько магазинов, в том числе сетевых, спортивный центр, музей. Хозяйство Степана Ельдепова – крепкое, как и у большинства работящих односельчан. К «классическому» деревенскому дому примыкает юрта – аил. Такие, как мы увидели, когда рассвело, есть у многих. Аил – наследие предков. Когда-то кочевники-алтайцы воздвигали юрты-шалаши на стоянках. И до сих пор строят: кто-то как дополнительный гостевой дом или летнюю кухню, кто-то как память.

- Приехали бы летом, ночевали бы там! – уверил нас хозяин. – Пойдемте чай пить с дороги!

К чаю прилагалась тушеная баранина (своя, а не магазинная), картошка и очень вкусная квашеная капуста, — стандартный "чайный" набор гостеприимных хозяев. Как выяснилось, постояльцы в доме Ельдеповых – не редкость. Почему же не приютить туристов? Впрочем, добром на добро путешественники отвечают не всегда: вот год назад жили несколько дней иностранцы, баранину ели, чай пили, а потом понаписали в интернете «всяких глупостей», в том числе и про национальность: хозяйку почему-то назвали вьетнамкой. А своей этнической принадлежностью семья гордится: еще бы – один из древнейших в этих краях теленгитских родов.
В прошлом Степан – известный спортсмен, мастер спорта. Занимался гиревым спортом и национальными видами. В настоящем – старейшина, председатель Совета отцов. На общественной работе большую часть времени следит за порядком: чтоб работали мужики, не пили, семью не обижали. В общем, жили по-человечески. Еще Ельдепов популяризует теленгитскую культуру и спорт, проводит и судит соревнования по народным играм. Некоторые из них он нам, не взирая на почти тридцатиградусный мороз, и продемонстрировал. "Выбивание колотушек плеткой" – игра на скорость. Кто быстрее сможет выбить все 12 деревяшек, тот и победил. Рекордсмены игры справляются с задачей за пять с небольшим секунд.

Алтайцы – тюркоязычный коренной народ Алтая. У него есть несколько субэтносов, в том числе теленгиты, большая часть из которых проживает именно в Улаганском районе. В 2000 году теленгитов признали малочисленным коренным народом и именно так «посчитали» в переписи 2002 года, но к 2010-му политика поменялась: они снова стали числиться этнической группой в составе алтайцев, при этом оставшись и в перечне КМНСС и ДВ. В отличии от челканцев, теленгиты в массовом порядке свою национальность через суд не доказывают. По словам сотрудницы районного суда, за прошлый год было около 100 дел. Причем цифра примерная, так как отдельно делопроизводство по таким искам не ведется. Причина простая. Главный в глазах сельских жителей «профит» признания к малочисленному народу – ранний выход на пенсию – у жителей Улагана и окрестностей и так есть, так как регион по статусу приравнен к районам Крайнего Севера. А для самоопределения судебное решение не нужно: чувствуешь себя теленгитом – пожалуйста, считаешь себя алтайцем – тоже хорошо. Впрочем, складывается впечатление, что, называя себя алтайцами, юные улаганцы, саратанцы, язулинцы и балыктуюльцы (вопрос про национальность мы задавали детям во всех деревнях, в которых побывали) скорее руководствуются географическим принципом: «Живем на Алтае, значит – алтайцы!». Во всяком случае разговаривают между собой они на языке, который принято считать теленгитским. От литературного алтайского теленгитское наречие отличается большим количеством заимствований из монгольского языка, — утверждал Лев Гумилёв.

Сами теленгиты однозначно ответить на вопрос, чем же их язык не похож на алтайский не смогли. И поначалу нам это странным не показалось: носители языка совсем не обязаны быть филологами или лингвистами.

В первый раз ощущение, что на наши вопросы местные жители отвечают как-то «не так» пришло в Саратане – селе в тридцати километрах от Улагана. По пути в Язулу это чувство усилилось.

- За счет чего живете? Баранов держите, коров? – задаем вопрос на «стоянке» (стоящее вдали от поселений хозяйство), расположенной между Саратаном и Язулой.
- Нет, не держим, - отвечает жена хозяина.
- Мееее, - возражают ей бараны за изгородью.
- Муууу, - подтверждает их «слова» корова.
- Так вот же животные! Вы их разводите? – делаем второй заход.
- Да! – отвечает хозяйка.

Еще в больший тупик нас повергла загадочная кабарга. В Саратане обратили внимание, что на улицах очень многие носят традиционные алтайские шапки: меховые, роскошные, с красивыми бисерными украшениями на затылке. Причем, на непросвещённый взгляд фасоны у мужских и женских головных уборов одинаковые.

- Вот эта – мужская, а эта – женская, - показывает нам две абсолютно идентичные шапки мастерица Алтынай Мешкеева, которая шьет национальную одежду и для своей семьи, и соседям, и туристам. Словом, без заказов не сидит: традиционные фасоны на Алтае действительно востребованы.

- А в чем разница? Только в размере?
- Нет. Мужская – кабарга. Женщинам нельзя.

После ряда уточняющих вопросов, не просвещенные в зоологии, мы выясняем, что кабарга – это такое животное, из шкуры которого женщинам одежду и головные уборы шить нельзя.

- Почему нельзя?
- Потому что кабарга! Нельзя!
- А как кабарга выглядит?
- С зубами, с когтями, нельзя!

Проверить, что из себя представляет кабарга сразу же не получилось: сотовой связи и, соответственно, мобильного интернета от наших операторов в Саратане нет. Поэтому у каждой встречной женщины стали расспрашивать про загадочного зверя и категорический запрет на ношение изделий из его меха. По словам местных жительниц, носить вещи из шкуры кабарги нельзя, потому что могут быть проблемы с деторождением: что-то не так у этого животного с воспроизведением потомства. Что именно – не понятно. От вопросов на эту тему собеседницы смущались и отводили глаза.
Вечером, расположившись на ночлег в Администрации Саратана и подключившись к местному wi-fi, мы, наконец, увидели фотографию кабарги: небольшого «саблезубого» оленя. Узнали, что из-за мускусной железы, которая есть у самцов, кабаргу за последние пару столетий практически истребили. Особенно «не повезло» этим животным в Китае: мускус там активно использовали в традиционной медицине.

Утром глава администрации Саратана Айдар Акчин подтвердил наши смутные подозрения: отвечать развернуто на вопросы журналистов местным жителям тяжело. Хотя государственный язык в школе все учили, говорят без акцента и красивыми литературными оборотами, в быту «великий и могучий» практически не используется. Нет в этих краях русских, кроме туристов летом, да и те до Улаганского района добираются не часто. А без практики любой язык забывается. Вот и относились местные к нам как заморским гостям: и отказать в беседе не удобно, и как строить разговор – не понятно.

Зато родным языком все владеют в совершенстве и от мала до велика. В средней школе в Язуле в кабинете алтайского висит плакат «Мой родной алтайский язык – мое богатство» (пер. с алтайского). По старой школьной привычке я заглянула в журнал через плечо учительницы родного языка Айданы Кобёновой: двоек нет! Сама Айдана на вопрос о своей национальной принадлежности отвечает, что в родной деревне привыкла считать себя алтайкой, а вот, когда встречается с представителями других субэтносов, представляется теленгиткой. Язула считается самой труднодоступной деревней Горного Алтая: чтобы попасть сюда из Саратана, надо проехать два крутых перевала, что возможно далеко не в любое время года. Даже зимой по устойчивой дороге и на внедорожнике путь менее шестидесяти километров мы преодолевали около трех часов. Встречались с «другими» алтайцами школьные учителя из Язулы в основном во время учебы в Горно-Алтайске: большинство педагогов закончили республиканский педагогический университет и вернулись в родную деревню.

Учительница музыки Алёна Быдышева отучилась на биолого-химическом факультете, по диплому она – учитель химии. Но преподаватели химии, да и биологии в школе есть, а значит – вакансий по профилю нет. Три года Алёна прослужила в школе заведующей библиотеки и референтом, пока не освободилась должность музыкального работника. Мы попали на урок к малышам, которые разучивали песню о папе на русском языке к 23 февраля. Почему не на алтайском? Потому что фонограмм к алтайским песням в интернете Быдышевой найти не удалось, а младшим школьникам петь без музыкального сопровождения – тяжело. А вот более старшие ребята уже поют по-алтайски а-капелла.

Песня у алтайцев в крови. Послушать кайчи (исполнителя сказаний в стиле горлового пения, сами алтайцы часто пишут "кайчы" – прим. «НацАкцента») в Язуле нам не удалось: сейчас в деревне своего сказителя нет. А вот в Саратане и Улагане – повезло.
Саратанский кайчи Амыр Акчин – участник множества фестивалей – на личной странице во Вконтакте именуется Народным Кайчы Республики Алтай. Амыр – человек скромный, о себе рассказывает неохотно, на вопрос о поездках по стране и миру отсылает к той самой страничке в соцсети: там у него есть «расписание» на ближайшее время. Владеет разными стилями горлового пения, что он нам охотно и продемонстрировал. По словам Акчина, мороз и ветер горловику – не помеха, а горы за спиной – только помогают. Не мешают, судя по всему, настоящему исполнителю и игривые друзья человека.

Мерген Тельденов из Улагана в юности занимался профессиональным спортом. Говорит, что в какой-то момент стал видеть странные сны: являлись к нему древние богатыри и протягивали топшуур (щипковый музыкальный инструмент – прим. «НацАкцента). Несколько раз отвергал юный Мерген дар, пока на тренировке не получил травму. С большим спортом было покончено, на досуге стал интересоваться историей семьи и узнал, что в роду когда-то были кайчи. Сейчас Мерген – довольно известный исполнитель, прекрасный рассказчик и знаток алтайского эпоса – кая.

- В наши дни происходит возрождение эпоса, а значит и алтайского народа, – убежден Тельденов. –Ведь когда кайчи исполняет эпос – даже духи просыпаются и слушают его.

Когда-то все жители Алтая исповедовали шаманизм. Затем – вместе с русскими – на эти земли пришло православие. Потом – после становления СССР – любая религия стала вне закона. Однако, чем дальше от столиц, тем сильнее вера: и языческие, и христианские представления о мире в той или иной степени бытовали здесь даже в самые богоборческие времена. И ленточки для духов на перевалах вешали, и старые иконки в деревнях бабушки сохраняли. Возрождение пришлось на конец двадцатого века. Кто-то открывал в себе способности шаманов и целителей. Кто-то – отстраивал разрушенные православные храмы.
С представителем веры давних предков алтайцев нам пообщаться не удалось: совмещающий с духовными практиками еще и вполне мирскую должность руководителя службы занятости шаман оказался слишком занят для беседы с журналистами и предложил приехать еще раз летом, когда и обряд можно провести, и поговорить спокойно.

А вот с православным батюшкой – алтайцем отцом Макарием – встретились. Макарий служит настоятелем в Церкви Пантелеимона Целителя в селе Балыктуюль. К вере, как и многие, пришел в 90-ые. Закончил Томскую духовную семинарию и вернулся в родное село.
По началу, рассказывает Макарий, пришлось нелегко: прихожане вчерашнего соседского школьника восприняли не сразу. Но потом наладилось. Паства росла с каждым годом и когда случилась беда – пожар – новый храм строили всем миром.
Спрашиваем батюшку про приношения духам на перевалах и другие отголоски язычества.

- Да, есть такое. Люди слабы. Я и сам когда-то ленточки вешал, сейчас уже, конечно, не делаю так.

Службы в церкви проходят на русском или церковнославянском. А вот проповеди читает и прихожан исповедует Макарий часто на алтайском: так им удобнее. И грехи, в том числе связанные с отголосками двоеверия, отпускает: не человеку других людей судить, особенно в крае, где духовное так тесно переплетено с традициями и легендами.