Сегодня нет равнодушных к событиям на Украине. Но помимо помощи и сочувствия братьям, попавшим в беду, нам сейчас важно понять, как в будущем больше не допустить гражданской войны и гибели мирного населения. Несмотря на эмоциональную оценку и спорность личностного восприятия, "НА" всё же решил опубликовать беседу с россиянином, уроженцем Западной Украины Александром Королёвым, историком и журналистом.
- Если обратиться к концу XIX века, то всегда на Украине были области прорусские и проукраинские. Те, кто приезжал в Закарпатье, поражались, насколько хорошо там знают и понимают русский язык. Да, на Западной Украине дворянство было польское, венгерское, немецкое, но крестьяне – русины – ориентировались именно на Россию. Я постоянно вращался в среде русских галичан, людей очень религиозных, истово верующих и столетиями тяготеющих к России. Именно они организовывали всевозможные русские и пророссийские общества – "Общество Михаила Качковского", "Общество русских дам", Общество русских студентов "Друг" и т.д., серьёзно занимавшиеся просветительством, издававшие книги, собиравшие по сёлам, как доктор И.И. Шлепецкий, способных детей и обучающие их на свои средства, чтобы создать русскую интеллигенцию. Показателен такой факт: в селе Заболотовцы крестьяне на свои деньги, собранные буквально по копейке, поставили памятник Пушкину. Сами поставили, никто не заставлял, потому что любили Россию, верили ей.
– И когда же произошёл перелом?
– Началось всё с Михаила Сергеевича Грушевского, ставленника Австро-Венгерского правительства, ярого украинского националиста. Его идеология и породила мазепинцев, так их сначала называли. Позже мазепинцы превратились в отряды сичевых стрельцов, или сичевиков, а во время Первой мировой войны началось самое страшное – русины убивали русинов.
– А смысл? Как всегда, шла борьба за территорию, за власть над ней?
– Разумеется. Когда началась Первая мировая война, в то самое село Заболотовцы вошёл отряд австрийских военных, на дерево повесили петлю и перевешали всех мужчин, которые доставали до этой виселицы. Из всех взрослых мужчин остался лишь один – горбун, он был меньше ростом и не достал до петли. Знаете, первые концлагеря создал совсем не Гитлер, он лишь "усовершенствовал" изобретение Австро-Венгерского государства – концентрационные лагеря Талергоф и Терезин, куда в начале прошлого века ссылали галицких русофилов, где убивали русских патриотов.
– Но народ, помнящий подобные зверства, должен противостоять им всеми силами. Почему же происходит обратное?
– Когда перед Второй мировой войной на Украине начали выдавать паспорта, то всем без разбора в графе национальность писали – "украинец". Один хороший знакомый нашей семьи рассказывал, что он возмутился и с помощью проверяющего из СССР добился того, чтобы документ ему исправили, поставили в соответствующей графе "русский". Но у многих не хватало на это даже не патриотизма, а образования, ведь "русофилами" на Западной Украине всегда были "поп да холоп". А моей тёте запись в паспорте "украинка" однажды спасла жизнь. Во время войны она шла по Львову, задумалась и вдруг увидела, что людей вокруг нет, все прохожие исчезли. Это означало одно – облава: немцы хватали всех, и в результате люди попадали или на принудительные работы в Германию, или в концлагерь. Тётю через улицу поманил стоявший там полицай, но, увидев, что в карте, выданной на основе паспорта, написано "украинка", посоветовал: "Скоренько до дому!" Было бы указано "русская", инцидент кончился бы весьма печально. Кстати, тётя всю жизнь переживала из-за этой записи и всегда говорила, что она русская, как и её родители.
– Понятно, что фашистам украинский национализм был выгоден. Но война закончилась, а при советской власти республика жила очень неплохо. Откуда же сегодня такой гражданский раскол?
– Да, в Закарпатье, где жили русины, нашу страну любили всегда, смотрели на нас. Ждали поддержки и помощи. Но, например, во Львове я никогда по-русски не разговаривал, только по-польски. Расскажу один очень показательный эпизод. В конце 80-х годов, в разгар польских событий, мы ехали с приятелем в трамвае, и все пассажиры недоброжелательно смотрели на нас, поскольку мы внешне выделялись: "Проклятые москали приехали!" Но тут приятель что-то спросил по-польски, я ответил, и люди сразу заулыбались, решив, что мы из Вроцлава. Таких историй со мной случалось десятки. И только после распада СССР, когда люди поняли, что потеряли, во Львове стало можно говорить на любом языке. Перед всеобщей бедой забылись на какое-то время все раздоры и распри.
– Получается, подспудно, ситуация всё время зрела и вот прорвалась таким страшным образом?
– Да, подспудно было, но удавалось же держать её под контролем многие годы! Как известно, последние бандитские схроны в Закарпатье уничтожили в конце 60-х годов. Но, к сожалению, сейчас совсем другая ситуация. Сегодня из 60–70 семей русских патриотов, которых я знал лично, осталась всего одна. Деды умерли, а внукам теперь всё равно, потому что не только они сами, но и их родители видели, как друзей, знакомых, родственников гнобили за любовь к России, русскому языку, русской литературе, русской культуре. Не повышали на работе, лишали премий, при малейшей возможности увольняли, старались пораньше отправить на пенсию и так далее. Москва не хотела ссориться с Киевом и всё пускала на самотёк, считая, что обойдётся. В результате мы имеем то, что имеем.
– Ваш прогноз развития событий? Есть ли сегодня хоть какой-то приемлемый выход? И, главное, как остановить гибель ни в чём не повинных людей?
– Не знаю. Самое страшное для меня было, когда начались майданы, – осознание того, что на площадь вышли внуки и правнуки тех русинов, горячих патриотов, погибавших в Талергофе и Терезине. К сожалению, это стало неизбежным. Нельзя защищать страну, которая равнодушна к своим гражданам. Это позор, я так считаю. Если задушат Донецк и Луганск, не представляю, какое будущее ждёт нас… Моё поколение воспитывали с убеждением, что "мёртвые сраму не имут". Жить, понимая, что там погибают люди, нельзя. Для меня сейчас рушится мир, это же свои, братья, родные. Мне не нужны ни импортные продукты, ни отдых в западных или жарких странах. Моя земля – это Россия, Украина, Белоруссия, и я согласен отдавать на восстановление их инфраструктуры половину своей небольшой пенсии.
Тэги